18 июня —150 лет со дня рождения (1874) Ивана Михайловича Москвина, русского и советского актера (умер в 1946 году).
В первом спектакле Художественного театра «Царь Федор Иоаннович» роль царя Федора по предложению Немировича-Данченко была поручена молодому актеру И. М. Москвину. С той поры имя Москвина (с 1936 года — народный артист СССР) неотделимо от Художественного театра, его творческая биография — от истории коллектива, выпестованного Станиславским и Немировичем-Данченко.
И. М. Москвин сыграл в Художественном театре сорок девять ролей, из них тридцать пять в русском классическом и современном репертуаре. Он был актером театра Гоголя и Островского, Достоевского и Щедрина, Чехова и Горького: здесь его самобытный, истинно национальный талант раскрывался наиболее полно. Замечательные сценические творения Москвина— Лука («На дне», 1902), Снегирев («Братья Карамазовы», 1910), Протасов («Живой труп», 1911) — навсегда вошли в сокровищницу русского театрального искусства, так же как и роль царя Федора, которая сопутствовала актеру в течение всей жизни.
«Реализмом, доведенным до символа», отмечены сатирические образы Москвина: Прокофий Пазухин в «Смерти Пазухина» Салтыкова-Щедрина (1914), Фома Опискин в спектакле «Село Степанчиково» по Достоевскому (1917), а в советском театре — Хлынов в «Горячем сердце» Островского (1926), Ноздрев в «Мертвых душах» по Гоголю (1932).
Москвин играл Емельяна Пугачева в «Пугачевщине» К. Тренева — первой советской пьесе, поставленной на сцене МХАТа (1925). Позже в его репертуаре появились Черваков из «Унтиловска» Л. Леонова, Горлов из «Фронта» А. Корнейчука.
И. М. Москвин участвовал как режиссер в постановке мхатовских спектаклей «Синяя птица», «Ревизор», «Месяц в деревне», «Смерть Пазухина».
И. Москвин в костюме Хлынова из спектакля «Горячее сердце» в мастерской скульптора Н. Андреева
…Я не сторонник непременного выискивания единой темы в творчестве актера. . . Но в данном случае, когда речь идет о Москвине,— поиски единой актерской темы естественны и имеют под собой почву. Потому что в творчестве Ивана Михайловича Москвина эта главная тема определяла многое. Поиски оправдания человека объединяли самые полярные его роли. И объяснение многим поступкам своих персонажей Москвин обычно искал в природе русского национального характера. Он почти не играл нерусских ролей, за исключением двух-трех случаев. А когда выступал в пьесах зарубежного репертуара, то либо не имел успеха, либо как-то непостижимо трансформировал роль, вносил в нее нечто свое, русское, «москвинское».
В противоположность Леонидову, Москвин не был актером вспышек, можно было ручаться, что он выполнит до конца все задачи, которые поставил себе. И он беззаветно «тратил себя» на сцене — не только в отдельных эмоциональных взлетах, а в течение всего спектакля, в процессе последовательного развития сценической жизни.
Из воспоминаний: П. Марков. История моего театрального современника. — «Театр», 1971, № 2.
Иван Михайлович Москвин в роли Снегирева («Братья Карамазовы» по Достоевскому)
…Москвин шел к результату не прямо, а сложным путем, через точно разгаданную характерность образа. Его Снегирев представал перед зрителем существом неприятным, озлобленным, с замашками шута, сквозь которые сквозила жестокая обида, потребность утопить в паясничании и в кривляниях горькое горе свое. Это был жалкий, издерганный, суетливый человечек с несобранными, дисгармоничными движениями, скачущей, захлебывающейся, с оговорками речью, назойливыми «словоерса-ми», то почтительными и робкими, то звучащими откровенной издевкой. У него были острые, колючие глаза и редкая бородка клинышком,- клочки седеющих волос островками торчали на лысой голове, и казалось, что остальное вырвано таким же забавником, вздумавшим, наподобие Мити Карамазова, потешиться над смешным стариком. Картину дополняли мятые парусиновые брюки (трубочками) и старое пальто с бахромой…
В Мочалке — Москвине парадоксально смешивались ненависть к сильным мира сего (а кто в этом мире не сильней такого вот штабс-капитана?) и неуверенность в завтрашнем дне, делающая его покорным, почти заискивающим иногда; самоотверженная любовь к своему сирому семейству и острое чувство стыда за чудовищную свою нищету, стремление казаться благороднее, выше того положения в обществе, которое вынужден он занимать; невысказанная мечта о помощи и независимость бедняка, отводящего руку с протянутым ему подаянием. Вот это последнее было доминантой образа, его сутью. Москвин с огромным трагическим подъемом раскрыл в спектакле, что значит гордость маленького человека, показал силу его духа, его способность на нравственный подвиг, на вызов пошлой среде.
Из кн.: А. Дикий. Повесть о театральной юности. М., 1957.
И. Москвин — Фома Опискин. «Село Степанчиково и его обитатели»
Иван Михайлович Москвин в роли Фомы Опискина («Село Степанчиково» по Достоевскому)
…Об исполнении им роли Опискина говорили: «Москвин не похож на самого себя», — этим желая указать на полнейшее отречение артиста от своего «я». . . Образ, созданный Москвиным, есть действительно совершенный пример художественного перевоплощения. Надо было впитать в себя душу Достоевского, который не напрасно указывал, что «главный герой» ему «несколько сродни», надо было отказаться от основных особенностей собственной натуры, надо было, выражаясь вульгарно, «влезть в чужую шкуру», чтобы с такой внешней и внутренней полнотой представить образ, намеченный автором.
Незабываемы лицо, фигура, интонации Москвина — Опискина. Восхищает смелость тех сценических приемов, с помощью которых воплощает Москвин Опискина. Этот благословляющий жест Фомы, эти его почти бабьи истерики, этот блеск двойной игры лукавства и слабости последней картины, это ядовитое и тонкое, подлинно бесовское жало издевательства над Фалалеем, — как все сверкающе, ярко, свободно и смело!..
Однако все эти приемы не казались бы неожиданными в творчестве Москвина, размах которого огромен — от фарса до трагедии, — если бы и внутреннее освещение образа не было бы отмечено одной новой чертой.
Мы знаем, что основной душевный тон мастерства Москвина в его глубочайшей человечности, в той милости к падшим, в той любви и жалости к людям, которой озарены все лучшие создания артиста. Не говорю уже о царе Федоре или о Феде Протасове, но и нелепый Епиходов не только смешон, он и трогателен, отвратительный стяжатель Пазухин и страшен и жалок. И так во всех ролях…
Но какие же зерна добра можно отыскать в душе Опискина, — Опискина, который не только смешная пародия на человека, но и грозная сила?!
Конечно, не отрекись от своего «я», — Москвин и для этой души из подполья нашел бы нечто, с ней примиряющее. Но он пожелал быть верным замыслу Достоевского и всякую «жалость» из своего сердца изгнал. Не чувствует к Фоме Опискину жалости и зритель и говорит поэтому: «Не похож Москвин на самого себя!»
Из ст.: Ю. Соболев «Село Степанчиково на сцене. — В кн.: И. М. Москвин. Статьи и материалы. М., 1948.
Лит.: Ю. Соболев. И. М. Москвин. — В сб.: Мастера МХАТ. М.—Л., 1939;
В. Виленкин. И. М. Москвин на сцене Московского Художественного театра. М., 1946;
Данный материал является некоммерческим и создан в информационных, научно-популярных и учебных целях. Указанный материал носит справочно-информационный характер.
NASHTEATR.com – культурно-просветительское издание о культуре, театре, кино, истории. Наше издание рассказывает и о Московском Новом драматическом театре и истории Нового театра. Наше издание рассказывает о разных аспектах деятельности и жизни театров России и мира, истории театра.
