150 лет со дня рождения русского художника Николая Ульянова

1 мая исполняется 150 лет со дня рождения русского и советского живописца, графика Николая Павловича Ульянова (1875-1949)

 

Общение с великим русским художником Валентином Серовым сыграло примечательную роль в жизни Николая Павловича Ульянова. Вчерашний подмастерье в иконописной мастерской, он по совету и с помощью своего земляка художника В. Н. Мешкова поступил в Московское училище живописи, ваяния и зодчества, где пробыл долго, больше десяти лет. Однако по собственному его признанию, он там «…вел праздную жизнь и мучился от сознания, что негде и не у кого учиться». Приход Серова в училище буквально спас Ульянова. Учитель и ученик подружились. В работах молодого художника, исполненных в 1902—1904 годах, влияние Серова сразу же заметно. Но дальше пути их довольно резко разошлись.

Ульянова заинтересовали новые открытия в искусстве. Он сблизился с кругом художников из «Голубой розы», группировавшихся вокруг журналов «Весы» и «Золотое руно», но его фигура стоит достаточно одиноко в пестром и разноречивом искусстве предреволюционной поры.

Поездка в Италию была для него праздником души. Он не подражал итальянцам, и все же именно Италия заставила его увидеть по-новому русский пейзаж, понять его эпический строй и иначе подойти к проблеме изображения человека. Ульянов .хочет увидеть в современном — вечное и в вечном — современное. Работая без поспешности и суеты, постоянно анализируя сделанное, добивался он намеченной цели — внутренней содержательности формы, глубины образов.

Ульянов владел широким творческим диапазоном и успешно выступал в разных областях искусства, обладая при этом ценным чувством особости работы в каждой из них. В живописи он прибегал к повышенной звучности цвета, писал, если требовалось, широко, декоративно. В рисунке делал акцент на эмоциональности линии, живости ее движения, так естественно возникающего из небытия листа. В его работах фантастика вторгалась в реальность, как, скажем, в картине «Парижские витрины» — художник показал здесь торговые манекены, но в то же время их можно воспринять как людей, превратившихся в бездушные автоматы под обезличивающим воздействием цивилизации начала индустриального века.

Ульянов любил жанр воображаемого портрета, портрета по представлению. В 30-е и 40-е годы это увлечение, естественно, привело его к историческому портрету (портреты Пушкина, Лермонтова) и исторической картине («Лористон в ставке Кутузова», 1945). Но в первую очередь он был незаурядным мастером портрета в привычном смысле слова. Портреты графические и живописные как-то особо цепко схватывают «ведущую идею» характера, умонастроение человека. Замкнутость ушедшего в себя Б. Зайцева, таинственная боязливость Вяч. Иванова, земная простота А. Н. Толстого — он к каждому подбирал свой «ключ». В ряде произведений Ульянов создал портреты-картины («О. Л. Книппер-Чехова в роли Раневской из «Вишневого сада»).

Графике Ульянова свойственны строгий рисунок, чистота формы, плавная музыкальная речь и аналитизм исследователя, динамичность ритмов, пространственные сдвиги, порой деформация. Мастерство художника получило признание со стороны весьма педантичных ревнителей традиционности, и в то же время письма итальянских футуристов свидетельствуют о близости им попытки художника передать стремительность движения в картине «Качели». Критика в некотором недоумении. «Кто же Ульянов? — классик, кубист, внимательный психолог, мрачный фантазер или примирительный идиллик?» Ульянова не волновало, что его искусство воспринимается столь разнообразно. Моду он никогда не отождествлял с современным и стремился к синтетичности художественного языка, обусловленного конкретной внутренней целью работы. Ульянов любил сцену, и хотя оформленных им спектаклей насчитывается немного, но зато это были работы со Станиславским и Мейерхольдом. Со Станиславским Ульянов придумал простое и умное, чрезвычайно близкое своей сдержанностью пьесе оформление к «Дням Турбиных» М. Булгакова. Вс. Мейерхольд пригласил художника, когда ставил «Горе от ума» по Грибоедову. Ульянов сделал эскизы костюмов. Он писал: «Какое пестрое зрелище могла дать Москва всякому любопытствующему человеку. Ко всему, чем снабжал Париж, к его фасонам и покроям платья, прилагалось еще местное, что-то «от себя»: свои выдумки, свои пятна, сгущавшие принятый на веру чужеземный стиль… Некая московская гримаса уже проскальзывает в орнаменте лиц и одежды, создавая интереснейший художественный парадокс». Опять двойственность, так любимая Ульяновым, и оттого столь увлечен он был постановкой. Костюмы, придуманные Ульяновым, смотрелись четко и контрастно в свободном пространстве сцены. Спектакль — острый социальный гротеск — обретал черты определенной исторической эпохи…

Литература: О. Ройтенберг. Николай Павлович Ульянов. М., «Советский художник», 1953.

Сто памятных дат. Художественный календарь на 1975 г. М., 1974.

Данный материал является некоммерческим и создан в информационных, научно-популярных и учебных целях. Указанный материал носит справочно-информационный характер.

ПОДЕЛИТЕСЬ ЗАПИСЬЮ

---