290 лет со дня публикации поэмы Александра Попа «Опыт о человеке»

В 1734 году была опубликована поэма известного английского поэта Александра Попа «Опыт о человеке»

«Опыт о человеке» А. Попа — произведение, которому посчастливилось вызвать один из самых жарких философских споров XVIII столетия. Во всей Европе едва ли можно было найти просвещенного человека, с ней незнакомого. В XIX в. творчество Попа в целом оценивалось невысоко. Но и сейчас, когда Поп безоговорочно возвращен в пантеон крупнейших английских поэтов, его главное произведение не вызывает особого интереса. Рядом с изысканной гармонией «Виндзорского леса», утонченным лукавством «Похищения локона», сатирическим накалом «Дунсиады» «Опыт о человеке» выглядит не более чем цепочкой ловко зарифмованных сентенций. Тем интересней понять причины того невероятного резонанса, который имела поэма.

«Опыт о человеке» публиковался в 1733—1734 гг., поначалу анонимно. Это было первое произведение, которое поэт выпустил в свет без собственного имени на обложке. Имя его уже само по себе разделяло читателей на противников и поклонников, а на сей раз Поп добивался, чтобы важные для него идеи были оценены объективно, без личных пристрастий, и оттого даже в письмах к знакомым лукавил и высказывал различные догадки об авторе поэмы. Сейчас выглядит почти невероятным, что современники могли не узнать руку Попа, которую, кажется, выдают уже легкость и изящество версификации, недоступные никому из поэтов той эпохи. Тем не менее уловка Попа удалась, подтвердив суждение поэта о том, что «не бывает большей глупости, чем уверенность, что всегда сможешь узнать мастера по слогу». Один из самых яростных гонителей Попа, литератор Л. Уэлстэд, переслал через издателя неизвестному автору «Опыта…» письмо, где говорилось: «Я был поражен, увидев, наконец, то, что уже отчаялся встретить,— произведение, создатель которого заслуживает имени поэта. Такова ваша работа. Она действительно выше всякой похвалы и ей следовало бы появиться в эпоху и в стране, которые были бы более достойны ее».

«Опыт о человеке» — это дидактическая поэма, жанр, имеющий древнюю и почтенную историю, переживший свой последний расцвет в XVIII в. и с тех пор ушедший и из серьезной литературы и из серьезной философии. В предисловии к «Опыту…» Поп четко формулирует две причины, побудившие его выбрать стихотворную форму для изложения своей доктрины: «Первая (причина) выглядит очевидной: принципы, максимы и рекомендации, написанные подобным образом, сначала сильней поражают читателя, а потом легче им запоминаются. Вторая покажется странной, но она также справедлива. Я обнаружил, что этим способом я выражаю свои мысли короче, чем в прозе, а совершенно ясно, что большая доля силы, равно как и изящества доводов и наставлений зависит от их сжатости».

Перед нами отчетливое литературное кредо и типичный для эпохи взгляд на философию. Дидактическая поэма, как правило, расцветала именно в те периоды, когда от человеческой мысли ждали не мучительных поисков и неожиданных прозрений, но ясных ответов и четких формул. В такие времена очевидность высказываемых истин выглядит не слабостью философа, но его достоинством. Поп, до совершенства отчеканивший поэтическую речь, придавший своим двустишиям редкую афористическую емкость, был идеальным выразителем просветительского рационализма. В общих чертах поэма Попа популярно излагала учение Лейбница о предустановленной гармонии, целесообразности всего сущего: частное зло — лишь проявление универсального блага.

Восторженно встретили поэму французские просветители, и прежде всего Вольтер. В стихотворном переводе «Опыта…» на французский язык, выполненном аббатом дю Ре-нелем при самом непосредственном участии Вольтера, философскому оптимизму Попа была придана четкая деистическая окраска. Это поначалу и спровоцировало поход против «Опыта…» мыслителей ортодоксально-церковной ориентации. Швейцарский богослов-кальвинист Ж. П. Круза выпустил в 1737 и 1738 гг. два обширных трактата: «Исследование поэмы Попа „Опыт о человеке“» и «Комментарий к французскому стихотворному переводу «Опыта о человеке» аббатом Рене-лем». Круза выявил несовместимость идей поэмы с основами христианской доктрины, показал, что, считая существующий мир «лучшим из всех возможных», Поп отвергает загробное блаженство; настаивая на совершенстве всего сущего, упраздняет понятие первородного греха; говоря о нерушимых законах, по которым живет мироздание, ограничивает свободу человеческой и божьей воли.

Критикуя Попа, Круза опирался на поэтическое переложение дю Ре-неля, хотя в его распоряжении был куда более точный прозаический перевод Силуэтта. Швейцарский мыслитель признавался, что «никогда не ощущал так остро силы поэзии, как при чтении «Опыта…» Попа…» Но кроме того, перевод дю Ренеля, более идеологически однозначный, чем подлинник, было удобней использовать в полемических целях.

Именно на это обратил внимание английский епископ и литературный критик Уильям Уорбертон в памфлете 1747 г., защищая Попа от обвинений в безверии. Уорбертон выявляет случаи, когда Круза опирался на неточности перевода, спрямлявшего гибкие формулировки Попа. С немалой изобретательностью Уорбертон примиряет философию поэмы с евангельским учением. По словам Уорбертона, он хотел «сохранить чистоту зеркала, загрязнить которое пыталось ядовитое дыхание злобы». С религиозностью, понимаемой достаточно широко — в духе так называемой естественной религии, поэма Попа вполне совместима. Но выдавать автора «Опыта о человеке» за ортодоксального христианина—серьезная натяжка.

Тем не менее Поп, изрядно напуганный гневом теологов, восторженно писал Уорбертону, что тот высказал его сокровенные мысли, которые сам поэт не мог должным образом выразить. «Вы понимаете меня так же хорошо, как я сам,— писал он,— но объясняете меня лучше, чем я сумел бы это сделать». Впечатлительный поэт, кажется, вполне забыл, что его «Опыт…» возник из бесед с деистом и скептиком Болингброком.

Через два года, в 1744 г., Поп умер. Однако дискуссия об «Опыте» не прекратилась. Самые хитроумные доводы Уорбертона не могли успокоить разгневанных ревнителей благочестия. Так, в 1751 г. неизвестный памфлетист обвинил Попа в том, что его взгляды служат «основной причиной ужасающего роста пороков».

Впрочем, в 50-х гг. начинаются нападки на Попа и с другой стороны. Когда немецкая Академия наук открывает дискуссию об учении Лейбница, предлагая основывать ее на поэме Попа, Лессинг и Мендельсон откликаются трактатом «Поп — метафизик». Они сомневаются в праве художественного произведения представлять философскую концепцию. Их волновала уже не яркость и доходчивость мысли, но ее строгость и систематичность. А в 1755 г. ряды почитателей Попа покинул Вольтер. После лиссабонского землетрясения он не мог уже принять оптимизма Попа, для которого отдельные несчастья были лишь кажущимися диссонансами, сливавшимися в конечном счете в гармоническую музыку мироздания. Полемика с Попом — философская основа поэмы Вольтера «На разрушение Лиссабона». Интересно, что Вольтер, критикуя Попа с позиций позднепросветительского гуманизма, уже чреватого атеистическими выводами, еще апеллировал к мнению теологов и в некоторых примечаниях к поэме ссылался на Круза.

«На разрушение Лиссабона» вызвала взволнованное письмо Руссо. Женевский мыслитель, уже обдумывавший позднее сформулированные им идеи естественной религии, не мог принять безысходного вольтеровского пессимизма. «Поэма Попа смягчает мои страдания и побуждает к терпению,— писал он,— ваша же обостряет боли, вызывает ропот и, отказывая мне во всем, кроме поколебленной надежды, повергает в отчаяние».

В это время, в 50-е гг. XVIII в., поэма Попа стала известна в России. По инициативе и под наблюдением Ломоносова «Опыт…» переводит на русский язык его ученик Николай Поповский. Перевод закончен в 1754 г., опубликован только в 1757 г. Три года и самое энергичное вмешательство Шувалова потребовались, чтобы преодолеть сопротивление духовной цензуры. Поэма вышла в свет с целым рядом исправлений и вставок, сделанных архиепископом Амвросием. В издании «Опыта…» строки, искаженные вмешательством, были, по указанию переводчика, набраны крупным шрифтом, с тем чтобы, по каламбуру Г. Н. Теплова, переданному Фонвизиным, читатели могли «различать стихи поповские от стихов Поповского».

Поповский попытался вернуть «Опыту…» стихотворную форму. Его перевод получил исключительно высокую оценку в русской критике XVIII в. Сходство фамилий автора и переводчика порождало неизменные каламбуры, возвышавшие Поповского и его труд, выдержавший до конца столетия пять изданий.

Не прекращались и прозаические переводы «Опыта…». Два из них — Ф. Загорского и Евг. Болховитинова— были опубликованы в XIX в. Евг. Болховитинов, впоследствии киевский митрополит и автор словаря русских писателей, снабдил свой труд «историческими и философскими примечаниями», где, развивая идеи Уорбертона и его сторонников, доказывал, что поэма Попа в целом отвечает и букве христианской религии. Болховитинов очень высоко оценивал Попа, полагая, что «со времени его смерти доныне не появилось еще в Англии ни одного превосходного стихотворца».

Пока жива была общая убежденность в собственно философской значимости поэмы, она жила и как художественное произведение; когда же сферы поэзии и философии разделились, «Опыт…» сразу утратил все свое обаяние.

Подходя сейчас к нему или как к поэме, или как к трактату, мы обречены снисходительно удивляться его былой популярности. Чтобы понять и оценить главное создание Попа, нужно увидеть его именно как поэтический трактат, проникнуться хотя бы на время убежденностью человека XVIII в. в том, что высшая задача поэзии — изложение философской системы, которая выигрывает в силе и глубине от четкости и красоты ее стихотворного оформления. Только так мы сможем, пользуясь пушкинским выражением, судить о поэте «по законам, им самим над собою признанным». А по этим законам «Опыту о человеке» не страшен самый строгий суд.

А. Зорин

 

Памятные книжные даты. М., 1984.

Данный материал является некоммерческим и создан в информационных, научно-популярных и учебных целях

ПОДЕЛИТЕСЬ ЗАПИСЬЮ

---