6 марта исполняется 550 лет со дня рождения итальянского скульптора, живописца, архитектора, поэта и мыслителя Микеланджело Буонарроти (1475-1564).
Наряду с Леонардо и Шекспиром, Рембрандтом и Бетховеном. Рублевым и Пушкиным, Микеланджело принадлежит к тем легендарным фигурам мировой истории искусства, которые воплотили в своем творчестве и общечеловеческие идеалы, и духовную суть жизни целых эпох и народов.
На протяжении семидесяти лет работы Микеланджело всегда стремился к достижению целей величественных и грандиозных. Вряд ли есть смысл доискиваться следов воздействия на Микеланджело его учителей — живописца Гирландайо и скульптора Бертольдо. Уже первые работы мастера — рельефы «Мадонна у лестницы» (1490—1492) и «Битва кентавров» (1492) — обладают такой титанической силой выразительности, которая и в отдаленной мере не была присуща произведениям его непосредственных предшественников и наставников. Несколькими годами позже Микеланджело создает два шедевра, принесших ему великую славу и как бы завершивших классический период итальянского Возрождения: «Оплакивание Христа» («Пьета», 1497—1501) и «Давид» (1501—1504).

«Пьета» выглядит необычной во многих отношениях: мать изображена более молодой, чем ее погибший сын, сцена лишена традиционной экзальтации, стенаний безутешного горя, душевного надлома. Но в том-то и состоит первейшая особенность этой композиции, что она не иллюстрирует в очередной раз сюжет евангельской легенды, а вздымается к высотам трагической мистерии, решенной в духе ренессансного гуманизма. Богоматерь тут — воплощение вечной женственности (потому-то она столь юна), Христос — рыцарь и герой, поземному прекрасный и в момент своей гибели. Просветленная печаль этой сцены не томит, но возвышает душу; идеальные представления о человеке и его жизненном предназначении сохраняют тут полную силу. Трагическая коллизия оборачивается в римской «Пьете» дивным песнопением гармонии бытия и людской красоте.
В таком же прекрасном и справедливом мире живет и микеланджеловский «Давид». Вновь смело отступая от вековых традиций, мастер изображает Давида не щуплым пареньком, который чудом поверг могучего богатыря, но грозным титаном, чья победа естественна и закономерна. Герой Микеланджело — воплощение гармонично развитого человека, свободного и сильного, всегда готового к подвигу именно благодаря убежденности в своей правоте, в том, что он служит светлым целям и высшим началам. Грандиозный по своим размерам (5,5 м в высоту), флорентийский гигант является и самым совершенным образцом пластического мастерства скульптуры Возрождения. У мраморной фигуры ясный, хорошо «читаемый» силуэт. Она пружинисто развернута в пространстве, у нее стремительно легкие и архитек-тоничные пропорции, так что величина статуи не угнетает, она соразмерна человеку.
Одновременно со скульптурой Микеланджело работает и в различных жанрах живописи. Его гениальным созданием явилась роспись потолка (1508—1512) и алтарной стены (1535—1541) Сикстинской капеллы в Ватикане. Этот фресковый комплекс и поныне остается величайшим из созданий мировой живописи. Шестьсот квадратных метров росписи сикстинского плафона — поэтическая история человечества, его судеб и страстей порывов и свершений.
Отдельные звенья колоссального цикла не соединены между собой какой-то повествовательной, сюжетной связью. Правда, в девяти композициях средней части плафона перед зрителем предстают сцены, чьи мотивы почерпнуты из библейского повествования («Бог отделяет свет от тьмы», «Сотворение Адама», «Потоп», «Жертвоприношение Ноя» и другие). Но, не говоря уже про то, что эти композиции не располагаются в четкой временной или какой-либо последовательности, они вообще абсолютно чужды иллюстративности. Здесь изображаются обобщенные человеческие качества энергия творчества, красота мужественной борьбы, тепло лю. ской близости и взаимопонимания. Такой же символический характер имеют изображен я пророков и сивилл (прорицательниц), обрамляющие многофигурные композиции центрально о прямоугольника плафона. В них с поразительной силой показаны оттенки эмоциональных состоянии человека — скорби, радости, исступления, гнева, глубокой задумчивости, потрясающего душу чувства прозрения будущего. Входящие в композицию фигуры обнаженных юношей и «путти» вызывают преклонение перед красотой и идеальной гармоничностью человеческого тела, а персонажи в люнетах боковых частей плафона живут таинственной и странной жизнью тяжкого сна, неясного беспокойства, трагических предчувствий.
Вся композиция в целом создает впечатление великого и безграничного мира, мира героев и титанов; здесь все пронизано пламенным пафосом могучего творчества, пластический язык росписи также обладает величайшей силой выразительности, сочетая в себе симфоническую сложность многообразных мотивов и изумительную ясность общего решения. Выполненный двадцатью годами позже «Страшный суд» вещь глубоко трагическая. Изображенный тут мир полон таких же могущественных, титанического масштаба сил, что и раньше, но они уже утратили гармоническое равновесие и ясную соподчиненность. Происходят космического размаха катастрофы, разверзаются стихии, суровое и грозное возмездие возобладало над всем иным.
Столь трагичное мироощущение, несомненно связанное с общим кризисом ренессансного гуманизма, стало складываться у художника много раньше, в десятых —
двадцатых годах XVI века. Первыми вестниками такого трагизма оказались скульптуры для нескольких вариантов гробницы папы Юлия II, мраморные статуи «Скованный пленник» и «Умирающий пленник» (обе — ок. 1513 г.). Очевидно, что они связаны между собой — это две стадии борьбы, кончающиеся гибелью героя. Он по-прежнему прекрасен, его тело совершенно, дух возвышен. Но он уже не в силах противостоять злой воле и попадает во власть трагического страдания, которое показано скульптором с глубочайшей лирической проникновенностью. В нескольких незавершенных фигурах рабов для той же гробницы (ок. 1521 г.), где тела не высвобождены полностью из мраморных блоков, как бы скованы беспощадной властью тупой, косной материи, трагическая атмосфера еще более сгущается. А в «Моисее» (1515—1516), который стал художественным центром окончательного (шестого по счету) варианта гробницы папы Юлия II, владеющие миром силы выглядят беспощадно-грозными в своем несокрушимом и жестоком величии.
Лучшие из скульптурных работ Микеланджело, созданных им в зрелые и преклонные годы, и тематически и по своему образному содержанию воспринимаются как величавые, торжественно-трагические реквиемы.
На протяжении пятнадцати лет (1520—1534) мастер трудился над созданием так называемой капеллы Медичи — семейной гробницы знатного итальянского рода.
Уже в архитектурном пространстве капеллы (зодческое решение которой также принадлежит Микеланджело) с его вытянутыми пропорциями, устремленностью вверх, неуравновешенностью масс и линий ощутимо чувство тревоги и душевного волнения. На расположенных друг против друга гробницах Джулиано и Лоренцо Медичи установлены четыре фигуры, символизирующие четыре времени суток. В их обликах запечатлен как бы весь жизненный путь человека, и он драматически тягостен и мучителен, полон страстных, но не находящих удовлетворения борений. Этот путь завершается тяжким забытьем «Ночи», которой сам Микеланджело посвятил драматическое четверостишие:
Отрадно спать, отрадней камнем быть
А в этот век, преступный и постыдный
Не жить, не чувствовать — удел завидный
Прошу, молчи, не смей меня будить.
Но как ни элегичны фигуры «Утра». «Дня», «Вечера» и «Ночи», а также входящие в ансамбль капеллы статуи Джулиано и Лоренцо Медичи и «Мадонны Медичи»,— все это гениальное творение мастера в целом пронизано чувством красоты мира и проникновенной одушевленности людских страстей, поступков и самого страдания.
И даже последнее из микеланджеловских «Оплакиваний», его предсмертная «Пьета Ронданини» (1555—1564), чья скорбь смиренна и лишена столь обычной для мастера темы героического противоборства. проникнута такой потрясающей силой человечности, такой глубиной людской любви и взаимопонимания, что за этой композицией видишь все битвы и завоевания гуманизма эпохи Возрождения.
Микеланджело (особенно в поздние годы жизни) много сил отдал зодчеству и не только создал несколько гениальных построек (в их числе вестибюль библиотеки Лауренциана во Флоренции и окончательное решение композиции собора св. Петра в Риме), но и, завершив лучшие пластические тенденции архитектуры итальянского Ренессанса, практически положил начало зодческой стилистике барокко.
Литература: Е. Ротенберг. Микеланджело. М., «Искусство», 1964.
Сто памятных дат. Художественный календарь на 1975 г. М., 1974.
Данный материал является некоммерческим и создан в информационных, научно-популярных и учебных целях
ПОДЕЛИТЕСЬ ЗАПИСЬЮ