Из сборника статей о Викторе Карловиче Монюкове «НА ТО И ПАМЯТЬ НАМ ДАНА»
ИРИНА РОМАНОВА «ОН БЫЛ ОТТУДА»… Читать ранее
Читать далее… ОЛЕГ ШЕЙНЦИС «НАБРОСКИ»
Анна Петрова «Большая семья»
(глазами родных, близких, коллег)
С Витей я сблизилась довольно поздно: один год работала на его курсе, где ставился «Борис Годунов». До сих пор помню, с каким пристальным вниманием он трудился над пьесой, с каким сумасшедшим энтузиазмом пытался сделать ее современной. Как интересно о ней говорил, как много искал и находил в ней совершенно неожиданные ассоциации, пытаясь вывести из театрального небытия.
По натуре Виктор Карлович был исследователь и просветитель. Исследование материала доставляло ему невероятное удовлетворение, он оказывался безмерно счастлив и жил полной жизнью, когда мог что-то исследовать. И так он относился к каждому произведению, которое брал для работы со студентами. Иногда это могло быть слабое произведение, но он находил в нем столько подлинности, столько живого, сегодняшнего, что оно казалось им самим написанным. С таким же восторгом относился к поэзии. Вообще, как мне кажется, при его закрытости, жесткости, рационализме, Виктор был человек восторженный, но восторг этот распространялся на те ситуации, когда он мог исследовать и просвещать. Со студентами общался не только как педагог по актерскому мастерству. Все время открывал какие-то совершенно нездешние миры, с которыми сталкивался в жизни. Кажется, что для Виктора Карловича было необыкновенно важно вовлечь ребят в чудеса жизни. Время было довольно сложное, конечно же, и у него случалось много огорчений, трудностей, но восторг перед литературой и явлениями жизни примирял его с действительностью. Во всяком случае, сквозь эту призму он пытался преломлять действительность. Когда появлялся Виктор Карлович, исчезали будни.
Есть необыкновенные люди. Когда общаешься с ними, чувствуешь себя на празднике. Но праздник наступает потому, что тебе стало доступно общение с этими людьми. А Виктор Карлович превращал жизнь в праздник. Появлялся новый студент. Виктор Карлович, не останавливаясь, говорил о нем с полным восторгом, считая, что теперь уже все вопросы будут решены. Боролся за то, чтобы человек этот состоялся. Его восторженное отношение к миру строилось на реальном фундаменте, он не был человеком вне действительности, но умел эту действительность преображать.
Любой педагог — просветитель, а у него просвещение было радостное, удивительно праздничное. При нем всегда было весело. А когда он приезжал из Михайловского, совершив там раскопки, пытаясь обнаружить совершенно неведомые явления, открывая какие-то предметы старины, казалось, что так и надо жить. Все, что он делал, было для его жизни необходимо. Он необыкновенно интересно рассказывал. Я знала еще одного такого человека, с которым близко соприкасалась — это Дмитрий Николаевич Журавлев. Ощущение непрерывного праздника было свойственно людям подобного склада. В Викторе Карловиче соединялись педантизм и необыкновенная яркость сосуществования. Он обладал способностью объединять людей, любил друзей.
Монюков не был сословным человеком. Например, он необыкновенно дружил с Ирочкой Дрягиной, которая занималась хозяйственными вопросами в Студии. Простая, милая женщина, никакого отношения к творчеству, к театру не имела. Приехала из глубинки, с сильным говором, была очень трогательна. Виктор Карлович обожал бывать у нее в комнатке, всегда звал ее к себе в гости и, где бы мы ни встречались, Ирочка обязательно присутствовала. Очень любил людей, которые умели делать свое дело, и с одинаковым восторгом говорил о нашей костюмерше и о профессоре Долецком, знаменитом детском враче. Он умел извлекать из людей творческие способности и, может быть, поэтому к нему многие стремились. Его обожали и студенты, и педагоги, с которыми он работал. На него всегда можно было положиться, позвонить и сказать: «Виктор Карлович, ну вот так…» и потом: «Витя, что же делать?».
Он был гением набора. В исключительно высокие празднества превращал Виктор Карлович приемные экзамены. Тогда Школа была в большой славе, и не все хотели идти в менеджеры, многие стремились стать художниками. Толпы людей одолевали Студию. Приходил он, его помощники, педагоги, студенты, все сидели с умными лицами, понимая, что такое экзамен, и начиналось празднество приемных экзаменов. Как-то Олег Николаевич Ефремов сказал: «Мы должны с уважением и интересом слушать поступающих хотя бы за то, что они к нам пришли». Витя в полной мере предоставлял этот интерес и уважение к приходящим на экзамен. Он с ними разговаривал, что-то обсуждал, предлагал разные варианты и все время учил тех, кто сидел на приеме, объясняя, что хорошего было в каждом абитуриенте. Желание вскрыть творческую потенцию любого оставалось в нем постоянно.
В поздние годы нам пришлось много ездить по стране. Его деятельность человека, которому дано понять и проанализировать глубинные явления профессии, была уникальной. Когда он приезжал в театр, смотрел спектакль и потом обсуждал, у актеров возникало ощущение, что теперь они знают, как надо работать: им становилось
ясно, как преобразовать театр и заниматься своей профессией.
Какой бы спектакль мы ни смотрели, он мог так «вытащить» в нем основное, что, казалось, еще шаг, и эта средняя постановка обязательно станет шедевром.
С ним работали не просто педагоги по речи, а две части его жизни — это Ольга Юльевна Фрид и Татьяна Ильинична Васильева (Гулевич). Они были заединщики, на все смотрели одними глазами, и он всегда им помогал.
Виктор первым начал много ездить по миру и после поездок в Америку был в восторге от того, что там увидел: «Мы должны это делать, а это мы уже делаем, а это мы делаем лучше…». Он был еще молодым человеком, а его уже звали «Карлыч», в знак большого почтения и необыкновенной близости. У Студии были два таких человека — «В.З.» и «Карлыч».
Его личная жизнь была довольно закрытой и трудной. Но на счастье, его детьми были его студенты. Думаю, он один из тех немногих людей, для кого педагогика стала в высоком смысле слова просветительством, создала вокруг него замечательную, счастливую семью, и те, кто были в этой семье, до сих пор помнят его и никогда не забудут.
Виктор рано стал самостоятельным. Для него самостоятельность была превыше всего. Он уважал своих учителей, прекрасно с ними общался. Но тогда, в 60-е годы, время «оттепели» влияло на желание человека что-то создавать, формировать какие-то процессы. И Вениамин Захарович Радомысленский организовал для него кафедру сценической речи и пластического воспитания актера. Для Виктора Карловича это стало большим событием. Он никогда не рассказывал о том, что его в личной жизни радует, что ему приятно. Но я хорошо понимала, что кафедра для него — прежде всего возможность приложить свои уникальные интеллектуальные способности. И он стал создавать кафедру так, как он себе ее представлял. Это была действительно мощная кафедра. На ней работали замечательные мастера по речи, вокалу, движению, танцу. И он своим талантом и умением широко мыслить создал из кафедры еще одну семью, которой и руководил, и давал полную свободу, мог посоветовать и мог защитить. Это было его детище в полном смысле слова, которым он гордился. И когда кафедра достигала каких-то высот, он был счастлив.
Последняя встреча Монюковая кафедрой произошла, когда Виктору Карловичу исполнилось 58 лет. Он пригласил нас к себе домой, накануне получив орден Дружбы народов. В это время в Школе шли большие перемены. После смерти Вениамина Захаровича нам все время присылали новых начальников, один хуже другого, и Виктор Карлович страшно переживал за Школу. В тот вечер он был очень
взволнован. И вдруг в конце сказал: «Все. Все. Все. Все продано, все изменилось, никогда ничего не будет, мы больше никогда так не встретимся!». В общем, все так и произошло. Всей компанией мы вышли из его дома, и четыре члена нашей кафедры попали под машину. Действительно, та встреча кафедры в полном составе оказалась последней.
Виктор Карлович был членом партии. Мы с Ольгой Юльевной Фрид тоже, у нас была замечательная партийная организация. Каждое наше собрание было поводом собраться, повеселиться, поговорить. Кстати, в Студии у нас не было никаких препятствий для того, чтобы мы работали так, как мы хотели. Нас никогда никто ни к чему не обязывал, никто не заставлял, никто не создавал атмосферу жесткого контроля, мы все были за спиной Виктора Карловича. Выбирали, что хотели; нам могли предложить что-то сделать к празднику, но мы в эти праздники верили. Ничего не делалось из-под палки, Виктор Карлович оборонял нас от всего. Виктор и Ольга Юльевна были необыкновенно близки Вениамину Захаровичу по духу. Они же — студенты первого выпуска! Их глубочайшая корневая связь со Школой и постоянная боль, и постоянный страх, и постоянная радость, связанные с жизнью в ее стенах, всегда ощущались. Чувство это создавало прочный фундамент для того, чтобы мы могли работать в замечательнейших условиях, ничего не бояться, верить в себя и знать, что даже если ты чего-то не сделаешь, тебя поймут и помогут. Думаю, то было время самого высокого объединения Школы, и оно для меня тесно связано с именем Виктора Карловича Монюкова.
Понятие «театр — семья» для него ассоциировалось со Студией. От всяких жизненных невзгод его спасала эта семья — кафедра и, конечно же, его студенты. Думаю, он любил их даже больше, чем они его: душа его была захвачена студентами. Он как педагог давал им прочные основы. И в любых условиях студенты сохраняли высокую привязанность к учителю. Они его так и называли — «учитель». Он умел закладывать в студентах принципы жизни и творчества, а зона жизни у него была абсолютно не отделена от зоны творчества.
Виктор Карлович мужественно переносил трудности. От ударов судьбы, неудач не становился желчным человеконенавистником. Каждая последующая встреча с людьми, с новыми студентами, с новыми театрами превращалась в сиюминутный праздник.
1984 год, весна, первый день после Пасхи.
На праздничную неделю мы собрались поехать с ним в Киев на семинар. Был хороший день, а Виктор Карлович умел устраивать праздники. В Киеве мы поселились в прекрасной гостинице. Совсем недалеко, на Крещатике, жил его близкий друг Коля Рушковский, известный человек, по отношению к жизни похожий на Виктора Карловича, ведущий актер Театра русской драмы имени Леси Украинки,
народный артист Украины, профессор Театрального института имени И.К.Карпенко-Карого. Он в 1951 году закончил Школу-студию.
Наши с Виктором номера в гостинице находились рядом. У него всегда было два чемодана: в одном — его вещи, а в другом — чай, сахар, кипятильник — все, что нужно в командировке. Кроме того, он знал и пропагандировал новые рецепты приготовления чая, заварки кофе… И делал все это с таким вкусом!
Утро. Мы поселились в гостинице. Я пошла в номер немного отдохнуть, потому что в поезде мы, конечно же, проговорили. Вдруг раздается звонок:
— Приходи пить чай.
— Сейчас иду.
Снова звонок:
— Знаешь, что-то я себя неважно чувствую. Можно немного попозже?
— Я все-таки к тебе зайду, может, какое-то лекарство тебе нужно…
Надо сказать, что у него всегда была с собой аптечка: он и в этом был большой специалист.
Я вошла к нему в комнату. Кровать в маленьком номере стояла напротив окна, у изголовья — часы, а в окно были видны часы городские, на площади. Очень ярко светило солнце, я говорю:
— Витя, что ты киснешь? Мы сейчас пойдем в музей, скоро приедет Люба, будет весело…
Вот уже два часа, он резким движением протянул руку к часам, и его стало подбрасывать на кровати. Подбрасывало так высоко… Я даже не могла себе представить, что такое возможно…
Это было страшно. О такой трагедии не пристало говорить слово «страшно», это было чудовищно, и все произошло в мгновение…
Потом мы стали вспоминать, что где-то за год у него появилась вязкость в речи, он стал повторяться. То есть он был умница, блестящий оратор, все помнил, все знал — справочное бюро, обожал просвещать, поэтому отвечал на все вопросы, но, наверное, уже шли какие-то процессы, и кто же знал…
Все свои печали он носил глубоко внутри.
Когда Виктор пришел в гости на мой юбилей, было человек 50, всем сразу стало весело. Достав тарелку, он сказал: «Посмотри, это старинная французская тарелка для устриц. Я дарю ее тебе, чтобы ты обо мне помнила, когда меня[1] уже не будет».
————-
[1]Когда Олегу предложили вспомнить о совместной работе с Виктором Карловичем, то услышали следующее: «Я обожал его. И вообще, считаю его одним из своих учителей. Он мне очень много дал в профессиональном отношении».
Олег готов был не спать ночь, чтобы написать немедленно, но мы определили сроки… Произошло это незадолго до его скоропостижной кончины.
Разбирая домашний архив, его жена Людмила Георгиевна нашла записи, которые Олег начал делать для своей книги. Страницы из этой работы и представлены здесь. (Примеч. сост.)
ИРИНА РОМАНОВА «ОН БЫЛ ОТТУДА»… Читать ранее
Читать далее… ОЛЕГ ШЕЙНЦИС «НАБРОСКИ»
Из книги:
НА ТО И ПАМЯТЬ НАМ ДАНА…: сборник статей о театральном педагоге В.К. Монюкове. Владимир, 2008. Составители Надежда Васильева, Александр Курский. Под редакцией Бориса Михайловича Поюровского.
Сборник статей, посвященный выдающемуся театральному педагогу, режиссеру Виктору Варловичу Монюкову (1924-1984), составлен из воспоминаний учеников, коллег и людей, близко его знавших. Публикуются материалы, связанные с творческими командировками В.К. Монюкова в ФРГ, в Финляндию, в Чехословакию. Представлены некоторые его выступления и публикации. Книга сопровождается большим количеством фотографий.
Эта книга — признание в любви, долг памяти, взгляд в будущее.
Большая благодарность авторам сборника воспоминаний Александру Курскому и Надежде Васильевой за разрешение разместить на нашем сайте главы из этой замечательной книги, а также за всю оказанную ими помощь.
Из сборника статей о Викторе Карловиче Монюкове «НА ТО И ПАМЯТЬ НАМ ДАНА»
ПОДЕЛИТЕСЬ ЗАПИСЬЮ