175 лет со дня рождения русского актера Константина Варламова

23 мая исполняется 175 лет со дня рождения (1849) Константина Александровича Варламова, русского актера (умер в 1915 году). К этому дню публикуем очерк о творчестве актера. 

После многолетних скитаний по провинции К. А. Варламов в 1875 году появился на петербургской Александрийской сцене. С тех пор на протяжении сорока лет его имя служило украшением и гордостью старейшего русского театра.

Здесь Варламов сыграл около тысячи ролей; особенно любил он комедии Островского, Гоголя, Сухово-Кобылина. В пьесах Островского он был неповторимым Большовым («Свои люди — сочтемся»), Русаковым («Не в свои сани не садись»), Курослеповым ( «Горячее сердце»), Аховым («Не все коту масленица»). Берендеем («Снегурочка»), Любовь к Островскому осталась у Варламова на всю жизнь. Он говорил: «Ничего я так не желал бы, как основания в Петербурге театра имени Островского. Т еатр так и должен называться «театром Островского». И на фронтоне пусть красуется бюст драматурга. Буду просить, чтобы меня первого приняли в этот театр». Актер с успехом выступал также в пьесах Чехова, был неподражаем в опереттах и водевилях. Последней новой ролью Варламова стал Сганарель в «Дон Жуане» Мольера (1910), поставленном Вс. Э. Мейерхольдом.

Крупнейший комедийный актер конца XIX— начала XX века, К. А. Варламов был единодушно признан современниками «царем русского смеха».

 

Из воспоминаний русского и советского  Юрия Михайловича Юрьева

…Особенно ярко отличался самобытностью Варламов. Он положительно стоял особняком, у него все иначе, чем у других. Надо было слышать, как говорил он на сцене, — у него была особая манера речи, полнозвучная, вся насквозь пропитанная соком, как сдобой, сочная, округлая, зернистая. Фраза, полная содержания, широкого масштаба, смачная. Он произносил ее не только длительно, но и певуче, со свойственной ему волнообразной напевностью. Так и чувствовалось, что актер сам наслаждается переливами своего голоса, своих интонаций. Одна музыкальная волна продолжала другую музыкальную волну.

И вместе с тем такая своеобразная, чисто варламовская манера говорить нисколько не мешала, а скорее помогала придавать типичные черты образам и быть правдивым и естественным. Сам он большой, крупный, массивный. Его голос, жест и манера говорить — в полном соответствии с его внешностью: он весь точно через увеличительное стекло…

Из кн.: Ю. М. Юрьев. Записки, т. 1. Л.—М., 1963.

Из статьи русского критика Александра Кугеля «Константин Александрович Варламов»

…Варламов был бытовой актер постольку, поскольку «бытовое» противоположно нервическим характерам героев современных модных пьес. И он постольку был буфф, поскольку буфф есть синоним красочности,’ ярких тонов, а не полутеней, которые еле мерцают в современных характерах. Кто видел Варламова в роли Клюквы («Много шума из ничего») или Основы («Сон в летнюю ночь»), тот должен сознаться, что это образцовое воплощение шекспировского юмора. Это было полно, сочно, ярко, трепетало здоровьем. Это наивно так же, как и гениально. Это инстинктивное чутье и постижение Шекспира. . .

Талант Варламова был чист и грациозен. Грациозность как-то не вязалась с фигурой и массивностью Варламова. Но грация, в истинном смысле слова, есть легкость, отсутствие напряжения, наименьшая затрата энергии при усилии, наконец, просто отсутствие усилия. И в этом истинном смысле — это был грациознейший талант, выражавший душевные движения с необыкновенной легкостью, так что всегда кажется, что, в сущности, Варламов не столько играет, сколько пробует и что за силами выраженными скрывается еще больше невыраженных — так сказать, в резерве. Его упорно считали комиком, только комиком. «Странно, — читаем мы в одной статейке, — что, будучи комиком чистейшей воды, Варламов очень любил роли Русакова и Большова в пьесе Островского» А что тут странного?

Вообще разграничение комизма и драматизма резкой чертой представляется мне ошибочным, когда дело идет об истинном, крупном таланте…

Многие, например, изумлялись, когда К. А. Варламову была поручена роль Большова в «Свои люди — сочтемся». Артист вышел, как говорится, не только победителем из этой задачи, но затмил собой всех виденных мною Большовых. Было что-то трогательно-печальное в этой фигуре купеческого короля Лира. И мошенник-то Большов, но как будто мошенник «по человечеству», которому простить можно, а уж обманутый и поруганный Подхалюзиным он становился таким бедным, беспомощным, и такое сострадание вызывал этот злостный, но мягкосердечный банкрот рядом с хладнокровным мерзавцем Подхалюзиным и жестокой обладательницей «птичьих мозгов» — Липочкой. Вот он трясется от слез, и могучая грудь тяжко и часто вздымается от глубокого страдания. Кто бы мог передать эту смесь наивного мошенничества, доброго родительского чувства и оскорбленного самолюбия развенчанного деспота семьи? Не знаю. Я не вижу, по крайней мере, другого такого исполнителя, как Варламов. Такая же нотка драматизма сквозила в исполнении Варламовым роли Столбцова в «Новом деле». В последнем акте от теплоты, которую источало это «чудовище» комизма, щемило на сердце. И опять—сколько наивности, сколько детского, чистого чувства…

Из кн.: А. Кугель. Театральные портреты. Л., 1967.

 

…Выступая на театре как комик, Варламов подлинно творил чудеса. Он был как-то так весь устроен, что волшебство смеха происходило совершенно без всяких с его стороны усилий, а мы поддавались ему без малейшего внутреннего противодействия. .. Бывало, Варламова еще нет на сцене, но публика знает, что он сейчас выйдет, и вся как-то подбирается, как-то радостно настраивается. Ей и дела нет до того, чем Варламов явится на сцену Муромским или Русаковым, она знает, что придет Варламов, и этого только ждет. Бывало, еще немного сказано слов, долетели они до нашего слуха еще только из-за кулис, а уж на душе посветлело, и на сердце немного полегчало, и шелест какой-то удовлетворенный пошел по театру от самых первых рядов партера, где сидят люди трудно смеющиеся, до самых последних скамей райка, где теснятся люди смеющиеся.. . Вот было пусто и темно, а отворилась дверь и вступил на сцену Яичница, либо Тит Брусков, либо Курослепов, так сразу точно лучи солнца брызнули сквозь облака. Вошел, повернулся, сел, сделал жест рукой, и все так просто, так художественно, так образно, и везде сидит смех; улыбнулся — и вся зала улыбнулась; сказал что-то — и вот прямо загрохотало в партере, ложах, на галерке, никому не удержаться, даже кто думает, будто смеяться громко неприлично, и тем невтерпеж; замолчал — и вдруг новый взрыв смеха… что такое? Да ничего, безделица: повел как-то особенно рукою, подмигнул глазом, сделал что-то ртом и нарисовал целую картину, оставаясь и в молчании тем же глубоко выразительным художником, что и в моменты диалога. А уж заговорил. .. Все отдай и то мало!

Из кн.: Э. Старк. Царь русского смеха. Пг., 1916.

Лит.: Г. Крыжицкий. Константин Александрович Варламов. Л., 1946;

С. Кара. Варламов. Л., 1969;

А. Альтшуллер. Театр прославленных мастеров. Л., 1968.

Театральный календарь на 1974 год. М., 1973. 

ПОДЕЛИТЕСЬ ЗАПИСЬЮ

---