В 1835 году вышли в свет первые два выпуска «Сказок, рассказанных детям» X. К. Андерсена
Сказки его… будут жить и тогда, когда многое из того, что теперь пользуется благосклонностью толпы, предастся забвению; имя его будет раздаваться в самых отдаленных странах, где Данию знают разве только как родину Андерсена.
Уильям Блок

Поистине всемирной известностью Андерсен обязан своим сказкам. Многие поколения читателей, воспитывавшихся на его сказках, давно и безоговорочно признали его одним из величайших детских писателей в истории мировой литературы.
Между тем путь Андерсена-сказочника к славе был весьма непростым— и, прежде всего, в родной Дании.
Современная Андерсену литературная критика, некоторые его друзья, да и сам Андерсен сумели оценить сказки по достоинству далеко не сразу.
Первые два выпуска «Сказок, рассказанных детям» вышли в свет в марте и октябре 1835 г.
В начале следующего года в журнале «Даннора» появился первый отклик на эти издания. Рецензент, снисходительно признав сказки забавными, считал, однако, что они «определенно не могут иметь воспитательного значения» и едва ли «представляют собой безвредное чтение». Он осудил «безнравственность» некоторых эпизодов и в заключение выразил надежду, что «талантливый автор, у которого есть более высокое назначение, не станет впредь тратить время на сочинение детских сказок».
Во второй статье, напечатанной в «Данек литературтиденде», Андерсена упрекали в том, что он не различает синтаксиса письменной и устной речи. Авторский замысел критик уловил точно: Андерсен в письме к своему другу писателю Бернхарду Ингеману признается, что «писал их (сказки) в точности так, как если бы рассказывал детям».
Современник Андерсена, известный литератор Карстен Хаух также сетовал на «нравственную глухоту» отдельных сказок поэта. Его возмущали поступки солдата, героя «Огнива», который «без всяких угрызений совести убил старуху, оказавшую ему услугу, пусть даже из чисто эгоистических побужданий». Сказку «Цветы маленькой Иды» Хаух счел слишком «гофманианской».

По-видимому, так же думал и Ингеман, к мнению которого Андерсен очень прислушивался. Во всяком случае, в письме от 11 февраля 1837 г. Андерсен сообщал Ингеману: «В скором времени Вы получите новый выпуск сказок для детей, которые Вам так не нравятся». В ответном письме Ингеман попытался оправдаться: «Неужели Вы полагаете, что мне не нравятся Ваши сказки? Второй выпуск мне чрезвычайно понравился, и я давал его читать многим детям». Тем не менее, посылая Ингеману третий выпуск, Андерсен вновь вернулся к этой теме: «Я надеюсь, что эти (сказки) удовлетворят Вас больше, чем предыдущие. Как это ни странно, многие ставят их даже выше «Импровизатора», другие же, напротив, желали бы, как и Вы, чтобы я их не писал. Чему верить?»
Колебания Андерсена показательны. Во многих своих письмах он не без удивления отмечает, что находятся читатели, готовые предпочесть сказки другим его произведениям, и в том числе, по мнению автора, самому значительному из них —роману «Импровизатор». Уже 16 марта 1835 г., почти сразу после выхода первого выпуска «Сказок…», Андерсен пересказывал в письме к своей подруге Хенриетте Вульф слова известного датского физика и философа X. К. Эрстеда: «… если «Импровизатор» прославит меня, то сказки обессмертят мое имя; по его мнению, это лучшее из того, что я написал». И добавил от себя: «Но я так не думаю». Та же интонация гордости, смешанной с недоумением, звучит и в другом письме: «Что бы сказала тетушка Августа, которой не нравятся мои детские сказки, если бы услышала, что Хейберг (датский драматург и критик Й. Л. Хейберг) заявляет, что они занимают место выше «Импровизатора» и что сказки скорее, чем романы, создадут мне имя в нашей литературе».

И хотя в письме Андерсена писательнице Хенриетте Ханк можно найти фразу: «Начинаю сочинять сказки для детей, хочу завоевать грядущие поколения»,— все же он до конца дней своих обижался, когда его называли детским писателем. Об одной из самых дорогих ему сказок, «Русалочке», он говорил, что ее «скрытый смысл способен понять только взрослый человек», да и весь третий выпуск сказок автор предварил обращением «К взрослому читателю». Позже Андерсен предпочитал называть свои сказки «историями» и двум последним сборникам дал заголовки «Истории» и «Новые сказки и истории». Он явно стремился утвердить себя как «взрослого» писателя.
В этой связи любопытны свидетельства современников об отношениях Андерсена со своими маленькими читателями. Сам сказочник нередко писал о своей трогательной дружбе с детьми. Так, в начале 1836 г. он сообщал Хенриетте Вульф:. «Где бы я ни очутился, везде меня окружают дети, читавшие мои сказки, и дарят мне чудеснейшие розы, и целуют меня». В том же духе выдержаны воспоминания Эдварда Коллина, друга и сына покровителя Андерсена Йонаса Коллина: «Во многих семьях, где бывал Андерсен, были маленькие дети, с которыми он возился. Он рассказывал разные истории, частью сочиняя их тут же, частью пересказывая старые известные сказки. Но что бы он ни рассказывал, свое ли, чужое ли, он рассказывал настолько своеобразно и живо, что дети бывали в восхищении».
Однако другие свидетельства не соответствуют этой идиллической картине. У. Блок в статье, которую переводчик Андерсена на русский язык П. Ганзен считал «одной из лучших статей об Андерсене», писал, что «тесная личная связь Андерсена с детьми» — всего лишь «общераспространенное заблуждение»: «Один вид этого длинного странного человека с его большим носом пугал их (детей) и… скорее, был способен заставить их плакать, чем внушить доверие к себе… Если уж ему вообще приходилось иметь с детьми дело, то не угодно ли им было держаться на почтительном расстоянии да вести себя тихо и смирно; если они шумели при нем, приближались к нему или дотрагивались до него, он как-то комично обижался на такой недостаток уважения к нему. Он любил душевную чистоту и непосредственность ребенка, но больше отвлеченно. Сам он на всю жизнь сохранил оттенок наивности детского сердца, вот почему он так и умел писать о детях и для детей. На самом же деле он не особенно благоволил к детям, хотя и любил иногда поддержать в людях такое предположение. Редко случалось поэтому, чтобы он читал свои сказки детям». Сходные воспоминания об общении писателя с детьми можно найти и у английской переводчицы Андерсена Мэри Хоуитт.

«Стойкий оловянный солдатик» (Лондон, 1924)
Окончательную ясность в этот вопрос внес сам Андерсен. 6 июня 1875 г., меньше чем за два месяца до смерти, знаменитый сказочник писал внуку И. Коллина о проекте прижизненного памятника, который собирались воздвигнуть ему благодарные соотечественники. Сказки Андерсена уже были признаны и прославлены, но эта слава не удовлетворяла их создателя. «Ни один из скульпторов не знает меня,— сокрушался он,— все их эскизы показывают, что они совершенно не поняли меня, не схватили ни одной характерной черты… я сроду не читал и не мог читать, если кто-нибудь сидел у меня за спиной, или прижимался ко мне и уж тем меньше, если дети сидели у меня на коленях, на спине или наваливались на меня толпою… Называют меня «поэтом детей» так, за здорово живешь… моей целью всегда было писать для всех возрастов, поэтому одни дети не могут представлять моих читателей…»
Как видно, Андерсен так и не примирился с ролью детского писателя. Образ долговязого трогательного чудака, всегда окруженного детьми, бесил его, ему казалось, что его значение в литературе и больше, и выше.
Но время распорядилось по-своему. Скульпторы, рисовавшие эскизы памятника Андерсену, принадлежали к первому поколению, с детства впитавшему в себя андерсеновские сказки вместе с легендой о добром сказочнике, которую они, пусть банально и неуклюже, пытались воплотить. Эта легенда была создана талантом автора, именно поэтому она не умирает уже 150 лет.
И. Смиренская
Памятные книжные даты. М., 1984.
Данный материал является некоммерческим и создан в информационных, научно-популярных и учебных целях. Указанный материал носит справочно-информационный характер.
ПОДЕЛИТЕСЬ ЗАПИСЬЮ






































