19-го января исполняется 175 лет русскому актеру и педагогу Владимиру Николаевичу Давыдову (настоящие имя и фамилия — Иван Николаевич Горелов) (1849-1925). К этому дню публикуем статью о замечательном русском актере и его творчестве.
Ю. М. Юрьев, сравнивая двух выдающихся актеров Александрийского театра, заметил: «Варламов поражал своей оригинальностью, Давыдов — преемственностью традиций. Он был плоть от плоти своих великих учителей, могикан русской сцены. Больше всего в нем было от Самарина, память которого Давыдов всегда чтил».
Ученик известного актера Малого театра И. В. Самарина, Давыдов начал свою профессиональную актерскую деятельность в Орле (1867), играл в Саратове, Казани. Воронеже. С 1880 по сентябрь 1924 года, с небольшими перерывами, жизнь Давыдова неотделима от Александринского театра. Современник Островского и Толстого, Тургенева и Чехова, Давыдов стал учителем и партнером многих советских актеров, участником спектакля, созданного бывшим Александрийским театром уже в советское время, — «Фауст и город» А. Луначарского. В 1922 году, один из первых, он был удостоен звания народного артиста республики. Его последняя роль, уже на сцене Малого театра, куда Давыдов перешел в 1924 году, — Матрос в одноименной французской пьесе Соважа и Делурье, роль, которую исполнял на этой же сцене М. С. Щепкин.
В. Н. Давыдов сыграл более пятисот ролей — в отечественной и зарубежной классике, в опереттах и водевилях, в современных драмах. Его наивысшие достижения связаны с русской драматургией и, прежде всего, с пьесами Островского, где он исполнил около восьмидесяти ролей: Бальзаминов («За чем пойдешь, то и найдешь»), Хлынов («Горячее сердце»), Подхалюзин («Свои люди — сочтемся»). Прибытков («Последняя жертва»), Кнуров («Бесприданница»).
Давыдов явился одним из лучших интерпретаторов чеховских образов — Иванов, Сорин («Чайка»), Войницкий («Дядя Ваня»), Чебутыкин («Три сестры») и др.
К числу крупнейших созданий Давыдова принадлежат также Фамусов в «Горе от ума», городничий в «Ревизоре», Расплюев в «Свадьбе Кречинского».
Высокое признание получил В. Н. Давыдов и как педагог. Среди его учеников — Н. Ходотов, А. Усачев, А. Вивьен, В. Юренева. К. Зубов. мастера болгарской сцены А. Кирчев и П. Стойчев.
Владимир Давыдов в роли Расплюева («Свадьба Кречинского» А. Сухово-Кобылина)
…Расплюев— Давыдов появлялся на сцене в поломанном цилиндре, в неправильно застегнутом сюртуке, с избитым, опухшим лицом, с трясущимися руками. В каком-то оцепенении он двигался прямо по направлению к рампе, и казалось, что не остановится, что пройдет через весь зал. При первых же репликах было видно, что у Расплюева болят все кости: он боялся опереться на спинку стула, боялся прислониться к стене, и если делал это, то тотчас же отодвигался, отходил. Он так поджимал плечами, что было видно, как у него болит все тело. Эти отдельные движения Расплюева— Давыдова были очень смешны, но в целом становилось жутко и больно за человека. А когда Кречинский уходил и оставлял Расплюева с Федором, Давыдов поднимался до трагических высот. «Пусти, брат, ради Христа создателя пусти. Ведь у меня гнездо есть; я туда ведь пищу таскаю», — говорил Давыдов с таким надрывом, что слезы выступали у всех зрителей…
Но вот возвращается Кречинский и дает Расплюеву узелок. «Возьми да займись покуда делом», — бросает Кречинский. Расплюев развязывает салфетку, и оттуда вываливается много денег. Надо было видеть Давыдова в этот момент. Очень долго Расплюев — Давыдов не понимал, что перед ним настоящие деньги. Он протирал глаза, нежно гладил деньги, как живые существа. Затем начинал их считать, целуя и разглядывая каждую бумажку. Но от волнения у него тряслись руки. Наконец, он начинает приходить в себя. Сперва он улыбается, затем вообще оживает и вдруг заливается смехом и совершенно преображается и молодеет. Еще несколько секунд — и Давыдов с восторженным проникновением говорит каким-то особенно свежим, почти юным голосом: «Был здесь в Москве профессор натуральной магии и египетских таинств г. Боско: из шляпы вино лил красное и белое, канареек в пистолеты заряжал; из кулака букеты жертвовал, и всей публике; ну, этакой штуки, закладываю вам мою многогрешную душу, исполнить он не мог; и выходит он, Боско, против Михаила Васильевича мальчишка и щенок!» Ослепительный фейерверк интонаций давал Давыдов в этой сцене, переходя от недавних слез к беспредельному восторгу. . .
В роли Расплюева Давыдов почти не прибегал к внешним эффектам. Только несколько легких трюков он допускал в последнем акте. Когда подавали чай, он пытался первым взять себе чашку, которую проносили мимо него. Получив, наконец, чай, он от поспешности обжигал себе рот. В разговоре с Муромским он от неожиданности фыркал в чашку. Когда приходил Нелькин и говорил о негодяе в белых перчатках, Давыдов прятал руки за спину, снимал перчатки и убирал их в задний карман.
В дальнейшем разговоре он все время подчеркивал, что руки у него без перчаток…
Из кн.: В. А. Мичурина-Самойлова. Шестьдесят лет в искусстве. Л.—М., 1946.
Владимир Давыдов в роли Подколесина («Женитьба» Н. Гоголя)
Безмятежный покой, сладкие мечты, поэзия пролежанного дивана и обкуренной трубки. С какой убедительностью рисовался этот несложный душевный быт Давыдовым! Но вот Подколесин попадал к Агафье Тихоновне: каким огоньком загорались глаза Давыдова, — как убеждали они в том, что Подколесин боится и вместе с тем жаждет объясниться с невестой. Каким умилением, простосердечием и простодушием веяло от его бессмысленного разговора о погоде. Начиная с этой сцены интонации Давыдова крепли. Казалось, мы видели, что прилив творческого вдохновения охватывал Подколесина внезапной решимостью, и потому так энергично звучал давыдовский голос, когда говорил Подколесин, что он желает венчаться сейчас, сию минуту, немедленно! Далее следовал один из самых изумительных моментов во всей роли: Подколесин оставался один—Давыдов закрывал мечтательно глаза и грезил (как ясно мы видели, что он именно грезил) о том счастье, которым он будет через час обладать. .. Мимическая сцена: что-то неслышно шепчут губы, пальцы приходят в движение. Но постепенно улыбка радости исчезает: лицо вытягивается, — Подколесин испугался жены, его в трепет приводят расходы. . . а болезни детей, а званые гости… Нет — жениться страшно! Надо бежать! И перед нами насмерть перепуганный человек, которому, действительно, надо спастись. И зритель от всей души желал, чтобы Подколесин спасся! Зритель волновался за него, когда, впрыгнув на окно, он вел торг с извозчиком. Мы хотели, чтобы Подколесин бежал, и вырывался у зрителей невольный вздох облегчения, когда спасался Подколесин от уготованного ему брачного венца!
Из кн.: Юрий Соболев. Актеры. М., 1926.
Лит.: В. Давыдов. Рассказ о прошлом. М.—Л., 1962;
А. Брянский. В. Н. Давыдов. Л.—М., 1939;
Ю. Юрьев. Записки, т. 1. Л.—М., 1963;
А. Альтшуллер. Театр прославленных мастеров. Л., 1968.
Театральный календарь на 1974 год. М., 1973.
ПОДЕЛИТЕСЬ ЗАПИСЬЮ