11-го апреля исполнилось 65 лет со дня смерти замечательного советского и русского художника, мастера пейзажа Константина Фёдоровича Юона (1875-1958). К этой дате публикуем очерк в память о выдающемся художнике.
На рубеже XIX и XX веков пейзаж стал определять систему восприятия и отражения мира в живописи. Его воздействия не избежали ни портрет, ни бытовая, ни историческая картины, все более сближавшиеся, терявшие традиционную жанровую специфику и замкнутость. Творчество Юона с первых произведений, написанных в 90-е годы прошлого века, до картин, созданных в середине нашего столетия, с редкой наглядностью и последовательностью демонстрирует особенность «пейзажного мировидения», при том, что художник на протяжении своей жизни работал во всех жанрах станкового искусства, обращался к театральной декорации, книжной иллюстрации, к монументально-декоративным опытам.
Константин Федорович Юон родился в Москве, там же прошел курс в Училище живописи. Определяющими были последние годы занятий — в мастерской В. А. Серова. Позже ученик в полной мере развил творческие открытия раннего Серова, то «отрадное», что поразило современников в «Девочке с персиками» и «Девушке, освещенной солнцем». Интерес к пейзажу определился у Юона сразу, с пейзажами он впервые выступает на выставках. В поисках своей темы решающую роль сыграли поездки художника по России, по старым русским городам. С начала 900-х годов он неоднократно посещал Нижний Новгород, Ростов Великий, Тверь, Псков, Новгород, Углич, Сергиев посад.
Увлечение отечественными древностями, сокровищами архитектуры, народным искусством было общим для образованного общества, художественной интеллигенции. В них художники искали проявления национального гения, идеала красоты, утраченного, по их мнению, бескрылым позитивизмом XIX века. Н. К. Рерих, например, в архитектурных пейзажах начала века стремился выявить облик древнерусских соборов и крепостей во всей их первозданности. Реальное бытование памятника игнорировалось, исторические напластования, по мнению художника, лишь искажали внутреннюю суть. Юон же в своих картинах, изображающих старые города, — а они появлялись одна за другой, отражая впечатления путешествий, ставших его внутренней необходимостью, — показывал их такими, как они представали перед глазами в начале нашего века. Древние соборы, колокольни, крепостные стены вросли в путаницу мещанских домиков заштатных, захиревших уездных городишек, живущих своей жизнью. Но Юон дает почувствовать, что прошлое не мираж, что оно бросает отсвет на муравьиную суету повседневности, изображением которой художник отнюдь не пренебрегает. Может быть, больше других уголков его привлекает Сергиев посад (в советское время Загорск) потому, что здесь, в религиозном и торгово-ремесленном центре, недалеко от первопрестольной, связь прошлого и настоящего особенно наглядна, активна. Смысл существования посада определялся историко-культурной святыней, лаврой. Архитектура сама по себе редко привлекала мастера. Его интересовал скорее красочно-живописный эффект, создаваемый сочетанием кирпича стен, белого камня соборов, синевы и золота куполов.
В первой сергиевской картине «К троице. Март» (1903) впечатление праздничности и красочной насыщенности, звучности возникает несмотря на пасмурное плотное небо, несмотря на непарадную, как бы случайную точку зрения, с которой художник заставляет нас смотреть на лавру — первым планом оказывается разъезженная, грязная дорога, по которой тянутся запряженные в сани лошаденки.
Полотно «Весенний солнечный день. Сергиев посад» напоено будоражащей звонкостью весны. Лавра, видная вдали, оттеснена сутолокой полудеревенского предместья, впитывающими первое тепло кронами деревьев, бревнами домов и заборов, высыпавшими на улицу людьми.
Художник стремится к раскрытию красоты в повседневном, не препарируя натуру, но высвечивая и оттеняя присущую ей поэзию. Жизненная терпкость, всегда присущая его холстам, где благоухание ладана или ароматы цветов неизменно мешаются с запахами земли, отличает его от современников, стремившихся к идилличности, например, Кустодиева, сюжетно-тематически близкого Юону.
Юон был чуток к стилистическим веяниям эпохи. Воздействием модерна отмечены пейзажи ночной Москвы, пряные, с элементом гротеска («Тверской бульвар», 1909), цикл рисунков «Сотворение мира» (1908—1909). Но гораздо ощутимее в его предоктябрьском творчестве другая струя, проявившаяся в пейзажах— в тонком и изысканном по цвету полотне «Голубой куст» (1907), пожалуй, наиболее близком к живописной системе импрессионизма; в лиризме «Майского утра» (1915) и особенно в картине «Мартовское солнце. Лигачево» (1915). В подмосковном Лигачеве, где художник построил мастерскую еще в начале века и проработал в ней до последних дней жизни, было написано большинство его пейзажей, в которых главное — не мотив, хотя выбору мотива Юон уделял большое внимание, но его живописная интерпретация. В «Мартовском солнце» холодная гамма разыграна иначе, чем в «Голубом кусте», менее сложно, без нюансов, но повышенная цветовая активность передает победительную, необоримую энергию весны. Голубизна неба, синева теней на снегу обостряют ощущение животворности солнечного тепла.
В первое послереволюционное десятилетие Юон работал очень плодотворно. Со все возрастающим мастерством и уверенностью он продолжает писать лигачевские пейзажи — ослепительную белизну зимы («Конец зимы. Полдень», 1939), сочность летней зелени, весеннее цветение; виды любимых старых городов. В картине «Купола и ласточки» (1921), изображающей собор Троице-Сергиевой лавры, он отказывается от столь свойственного ему раньше стремления включить изображение архитектуры в бытовой контекст. Взмывшие в синеву неба золотые купола как бы кристаллизуют в себе светлую, радостную, мирскую грань древнего зодчества, народного духа. Элементы романтической символики, проявившиеся в этом холсте, написанном с натуры, не случайны. В том же году Юон создал «Новую планету», обращаясь к языку космической фантастики, характерной для молодого, бурлящего исканиями, послеоктябрьского искусства.
Советская новь и тематически входит в творчество мастера.
В 1923 году он пишет «Парад Красной Армии», в 1926—«Подмосковную молодежь», в 1929— «Вузовцы», «Сестры-комсомолки». Среди станковых произведений Юона 30-х годов удачи не так часты. Художник испытывал растерянность перед вульгаризаторской критикой, объявившей пейзаж несовременным. Юон на протяжении всей жизни сохранил не только творческую активность, но и готовность откликнуться на все новое, на эксперимент. Но плодотворными для него были только те искания, что отвечали природе юоновского дарования. Этим объясняется неуспешность попыток создания исторических и тематических картин с развернутым сюжетом, обилием персонажей, которые он предпринимал в последние десятилетия жизни.
На уровне своего таланта в 30-е годы художник, пожалуй, оставался лишь в области театральнодекорационного искусства. Еще в начале 10-х годов он оформил постановку «Бориса Годунова» для дягилевской антрепризы в Париже. С тех пор работа в театре заняла существенное место в его творчестве. Особенно близок Юону был Островский — великолепное знание старомосковского и провинциального быта, декоративная выразительность, присущая и его станковому искусству, позволили художнику создать блестящее оформление спектаклей «Сердце не камень», «Бешеные деньги», «На всякого мудреца довольно простоты», «Волки и овцы», «Доходное место» и других. Большой удачей стала и работа над горьковским «Егором Булычовым» для МХАТа (1933).
Во время Великой Отечественной войны художник написал «Парад на Красной площади 7 ноября 1941» (1942, позже картина несколько раз повторена автором), исполненный сурового мужества, сдержанности, столь неожиданных в «солнечном Юоне». В конце войны под его кистью Красная площадь расцвечивается огнями победных салютов.
В 1947 году Юон, один из патриархов советской живописи, был избран действительным членом Академии художеств СССР, в 1950 — ему было присвоено звание народного художника СССР. Художник продолжал работать, участвовать в общественной жизни.
Родной город всю жизнь давал Юону мотивы для творчества. В 1949 году он создал «Утро индустриальной Москвы». Если раньше зрители знали юоновский Кремль, исторические святыни города, то теперь перед ними предстала поэзия трудовых заводских кварталов.
Среди поздних произведений мастера — многочисленных портретов, больших композиций — возвратом былой энергии, живописной свежести отмечены пейзажи, созданные в Лигачеве, — «Раскрытое окно» (1947), «Августовский вечер. Последний луч» (1948). В них с прежней силой сказались юоновское жизнелюбие, дар видеть мир с солнечной, праздничной стороны.
Литература: Ю. Осмоловский. Константин Юон. М., 1982
Художественный справочник. Сто памятных дат. М., 1983.
ПОДЕЛИТЕСЬ ЗАПИСЬЮ