Мы жили в большом доме на улице Чаплыгина, о котором Вл.Амлинский в рассказе «В тени парусов» написал: «Я жил в доме, имевшем родословную: здесь Ленин слушал «Аппассионату», которую играл Добровейн, здесь жили Чаплыгин, Гамалей, Пешков, — дом прошлого века с маршами мраморных лестниц, с ощущением некоторой тайны, со странным горбуном Петром Федоровичем, бессменным вахтером, знающим, кто здесь жил, кто живет, может быть, даже догадывающимся, кто здесь будет жить через десятилетия. И голый Достоевский двор с жесткой и одновременно благородной шпаной, с оборванными книгами без начала и конца, передававшимися друг другу как величайшая ценность».
В нашей большой коммунальной квартире было много семей (каждая с интересной судьбой) и много детей. Самым старшим был Виктор, он родился 21 мая 1924 года, младшими были его двоюродный брат Андрей (в будущем патологоанатом), сосед Юра (сейчас он зам. генерального конструктора ОКБ Сухого). Постоянно из соседней квартиры к ним приходил Кирилл (он станет геологом). Чуть позже родились Оля и Саша Колодные, Костя и я, а потом еще и моя сестра Таня.
Моя собственная жизнь и жизнь моей семьи тесно переплелись с жизнью семьи Монюковых и в большей степени с жизнью Виктора Карловича.
Разорвать эту связь, которая перешла и к его дочери, нельзя, потому что она скреплена многими, уже ушедшими из жизни, прекрасными людьми.
Виктор Карлович был свидетелем всей моей жизни до последнего своего дня.
Нашими соседями были удивительные люди: родная тетя Виктора — Наталья Константиновна Монюкова, врач-окулист Санупра; отец Юры — Исаак Ефимович Меркель — химик, лауреат Сталинской премии, после войны — главный эксперт по демонтажу химических предприятий побежденной Германии; Герман Александрович Колодный — спортивный обозреватель газеты «Вечерняя Москва» и другие.
Моя бабушка Пелагея Леонтьевна рассказывала, как она работала в семье Монюковых (после 1917 года) вначале кухаркой, а потом Няней маленького Вити. Часто, когда они отправлялись гулять наЧистые пруды, он донимал ее расспросами: «Поленька, вот эта большая машина, на ней, наверное, ездит сам Ворошилов?». Бабушка отвечает, что не знает, да и кто Ворошилов… не очень-то знает, пожимая при этом плечами.
Снова вопрос Вити: «А эта другая машина, может быть, Буденного? ».
Ответ бабушки тот же…
И тогда следует недоуменный вопрос Вити: «Как это ты не знаешь таких важных людей? Кого же ты знаешь из знаменитостей?».
А бабушка до революции была няней у детей графа Бибикова, а затем князя Массальского. Они уехали после революции за границу, звали ее с собой, она отказалась. Переписывалась с ними до конца 20-х годов. И на вопрос Вити бабушка отвечает: «Я знала больших людей — графа Бибикова, князя Массальского. Вот они были знаменитые люди, а эти…».
Витю ответ не устраивает, он просит бабушку подробно рассказать об их «подвигах», чтобы сравнить с подвигами Ворошилова и Буденного.
Первыми детьми, появившимися в квартире, были мальчики. Витя — старший. И когда на свет должна была появиться я, Витя и Юра уговаривали мою маму: «Пожалуйста, роди нам девочку, нам, мальчикам, одним очень скучно. Мы будем с ней играть». Вите было 8 лет, Юре — 5. Мама выполнила их «просьбу».
Мы дружили всю жизнь. Юра и сегодня мой самый близкий друг, как и вся его семья (дети, внуки). С Юрой мы проводили в последний путь Виктора, Андрея, Кирилла.
Я счастлива, что мы пронесли нашу любовь друг к другу, сохранили дружбу в течение более чем полувека. И я горда тем, что эти замечательные люди своим отношением помогали мне жить.
Самые первые детские воспоминания: мне 5-6 лет. Утром бабушка одевает меня, собирает в детский сад. Я же думаю только об одном, чтобы не она, а Витя отвел меня туда по дороге в школу, как это часто бывало…
Позже, когда нам «стукнуло» много-много лет, он говорил: «В те минуты, беря тебя за руку, я чувствовал себя защитником маленькой девочки, во мне просыпался взрослый человек».
Вспоминаю его рассказ о школьных годах. Шли 30-е годы. Вокруг «враги народа». Виктор: «Мы втроем — Юра, Кирилл и я — выходим из дома. До школы далеко: надо пройти весь Машков переулок (теперь ул.Чаплыгина), пересечь Покровку и по Покровскому бульвару выйти к Б.Вузовскому переулку, где и была школа; рассуждаем и даже спорим только об одном — будут уроки или нет. Ведь школу, наверное, взорвали «враги народа».
Перед войной я закончила 1-й класс. В эвакуацию моя семья не поехала, и в квартире мы остались с семьей Монюковых, которые ежедневно занимались со мной по программе 2-го класса (школа в первый военный год была закрыта). Виктор в тот год работал в военном госпитале и, когда он на несколько часов приходил в увольнение, обязательно с очень большим усердием экзаменовал меня и заставлял учить стихи Пушкина, Лермонтова. С тех дней любовь к этим поэтам я пронесла через всю жизнь.
Виктор не только заставлял меня учить наизусть стихи, он рассказывал о Пушкине, его лицейских годах, друзьях.
Уже тогда поэму «Руслан и Людмила» я выучила почти наизусть. Мне так хотелось, чтобы Виктор меня похвалил. Как я ждала его прихода!
При каждой встрече он требовал: «Читай наизусть про волшебницу Наину или про Черномора». Часто спрашивал: «Кто лучше — Рогдай, Ратмир или Фарлаф?» Я робко отвечала: «Руслан». Он: «Это и так ясно, я о других спрашиваю».
Иногда его мама вмешивалась в наши «беседы»: «Витя, перестань мучить ребенка». И он тотчас же возражал: «Я же не математикой с ней занимаюсь…». Он знал мою «любовь» к этому предмету.
Вся семья Монюковых была в курсе моих школьных дел, а я постоянно просила Витю написать мне сочинение на свободную тему. И он писал, вернее — быстренько на ходу диктовал, помню несколько тем: «В жизни всегда есть место подвигу», «Кто для меня Павлик Морозов». А однажды, когда я сама строчила сочинение на тему «Мой рабочий день через 10 лет», он, прочитав, сказал, что это никуда не годится, потому что в работе не показана духовная связь всех нас, живущих в квартире. Так в сочинении появились страницы о Юре, Андрее, о нем, он мне их надиктовал. До сих пор я храню это сочинение.
Удивительная история произошла с сочинением, которое Виктор написал для Юры при окончании школы. Учительница посоветовала им подготовиться к экзамену, написав дома несколько сочинений на свободную тему (например, о любимых героях, о книгах, о Москве и т.п.). Виктор продиктовал Юре сочинение о роли книг в жизни людей. Прошло несколько лет, и оно было напечатано в сборнике «Лучшие сочинения выпускников».
Витя с детства увлекался театром. В коридоре коммунальной квартиры поставили (по сценарию, им написанному) «Остров сокровищ» Стивенсона, к 18 марта разыгрывали постановку «Парижская коммуна». Очень радовались, что роль Тьера исполнял настоящий Француз — мальчик из соседней квартиры, их ровесник.
С годами пришло серьезное и настоящее увлечение Пушкиным. Все ребята в квартире получили имена пушкинских героев. Так до конца жизни двоюродного брата Вити Андрея звали между собой «отец Мисаил».
Сценка из жизни.
Я, молодая учительница, в школе преподаю уже года три-четыре, в своей маленькой комнатке при кухне готовлюсь к урокам. Рядом сидит четырехлетняя Натуся, дочь Виктора, и сосредоточенно что-то рисует. На кухне Виктор Карлович готовит для нее кашу. Слышен диалог Виктора и Веры Константиновны, его мамы.
Виктор: Мэм, сколько сахара класть в кашу?
Мама: На глазок, Витя, на глазок.
Виктор: На чей глазок — твой или мой?
В этот момент меня зовут к телефону.
Виктор (Натусе): Молодец, человеку надо всегда помогать. Уверен, что Тамара даст блестящий урок с твоей помощью.
Мою маму, Евдокию Николаевну, он знал и любил с младенческих лет.
Когда маму в 30-е годы арестовали, его семья и семья Юры пытались облегчить нашу жизнь.
Раз в месяц бабушка и я отвозили маме передачу в тюрьму, собирая в небольшой узелок что-нибудь из продуктов и вещей. И семья Виктора, семья Юры всегда принимали в этих сборах посильное участие. После нашего возвращения из этого заведения Витя всегда расспрашивал бабушку: «Поленька, ты точно знаешь, что Дусе (так он звал мою маму) понравилось, что мы прислали? А вдруг ей не передали…».
А бабушка прижимала его к себе, гладила по голове, плакала и говорила: «Конечно, Витенька, Дуся была так счастлива».
И Витя тотчас же бежал к своей маме, теткам и требовал, чтобы немедленно начинали собирать новый узелок…
Раз, собирая очередную передачу в тюрьму, бабушка стала все заворачивать в бумагу. Тут же был и Витя:
— Поленька, а почему ты заворачиваешь в бумагу, а не в узелок?
Бабушка:
— Да все узелки остались там.
Виктор:
— Почему же они (?!) не возвращают? Непорядок. Поговори с ними очень строго…
Бабушка:
— Хорошо, Витенька, поговорю! — и плачет.
Витя бежит к своей маме, все рассказывает и торжествующе приносит то ли кусок белой простыни, то ли кусок наволочки…
В тот раз узелок, передаваемый маме, оказался мокрым от слез.
Демократичность была отличительной чертой характера Виктора.
Никогда не отворачивался, не делал вид, что не замечает людей простых, бедных.
Моя мама после ареста и выхода из тюрьмы работала истопником в доме. Часто, выходя из котельной после работы у печи, встречала Виктора, который возвращался домой в сопровождении студентов или педагогов, всегда бросался к ней, чтобы обнять, поцеловать. Мама отчаянно сопротивлялась: «Витенька, я вся в угле, ты испортишь свой костюм…». А он не обращал внимания на ее слова и рассказывал своим спутникам о маме.
В 70-е годы его мама, Вера Константиновна, и моя оказались в больнице, в одной палате. Мама рассказывала, что, когда Виктор приходил их навещать, в палату «набивался» весь младший медперсонал отделения. Все точно знали, что с каждым из них он поговорит, всех расспросит и каждый получит свою долю внимания и участия.
Семьи Вити и Юры, очень многие жильцы дома (Екатерина Павловна Пешкова, семья Чаплыгина, Кренкеля и другие) в самые тяжелые дни заботились обо мне и бабушке. Они знали и любили и маму, и бабушку; уважали и ценили и их тяжелую работу, и их порядочность. Они помогли на суде добиться смягчения приговора, и маму освободили через два года.
Виктор отличался особой добротой, которая проявлялась не просто в готовности помочь, а броситься на помощь мгновенно, не мешкая, не раздумывая.
Моим бывшим ученикам, которых Виктор Карлович не видел и не знал, понадобилась помощь детского врача (заболел их ребенок). Приезжаем с ними к нему домой, рассказываем. Он сразу же созванивается со своим другом Станиславом Долецким, хирургом-педиатром, и помощь, в которой они нуждались, пришла вовремя.
Сколько раз он, несмотря на занятость, приходил на помощь моей маме и мне, с Чистых прудов приезжал на Щелковское шоссе поставить нам банки или сделать укол.
Наше общение с Виктором Карловичем не прерывалось и тогда, когда я и моя сестра Таня на несколько лет уезжали на работу за рубеж. Письма, поздравления, а иногда с оказией и маленькие посылки от Виктора Карловича долетали до нас в Сантьяго, Бухарест и в другие города.
А в конце 70-х годов, когда я работала в школе при советском посольстве в Каире, он заставил меня пережить сильное потрясение.
Командировка в Египет была для меня величайшим счастьем: познакомиться с древнейшей мировой цивилизацией, увидеть пирамиды, Долину царей и многое-многое другое. Я ехала, основательно изучив труды историков об этой стране, с намерением узнать, увидеть все, о чем читала, знала еще с детства, что так увлекало меня в моей профессии историка.
С первых же дней пребывания в Каире я с нетерпением ждала экскурсии на пирамиды Гизе. Их хорошо было видно на горизонте из окна моей квартиры.
Знакомство с ними началось с представления «Звук и свет». Оно проходит каждый вечер после захода солнца на специальной смотровой площадке около погребального храма Хефрена. Рассказ ведется на разных языках поочередно. Вы удобно устраиваетесь в креслах и слушаете, как от имени Большого Сфинкса идет повествование о строительстве пирамид, о фараонах, о жизни людей в Древнем Египте.
Мы заняли свои места, зазвучали первые звуки увертюры, лучи прожекторов скользнули от одной пирамиды к другой, вырисовывая их контуры. И вдруг произошло настоящее чудо: зазвучал голос Виктора Карловича. Это он рассказывал нам о цивилизации Египта…
Возвратившись домой, я сразу же написала ему письмо. Ответ пришел незамедлительно.
Оказалось, что Виктор готовил данный рассказ о Египте к визиту Н.С.Хрущева в эту страну. А я не знала, потому что в те дни работала в Пекине.
Так уж случилось, что после нашего с Таней возвращения домой из зарубежных командировок во многих странах происходили серьезные политические события. И вот на моем юбилее в 1982 году Виктор Карлович читает об этих событиях стихи:
Еще вот в социальном плане,
В политике тревожно с ней.
В поездках в дружеские страны
Не раз уж ссорила друзей.
Так было хорошо! И дружно
Живем мы с чьей-нибудь страной.
Глядишь — ей поломать все нужно.
Союзники кричат: «Разбой».
В Китае, в Африке, в Европе
Она, как Штирлиц, втихаря
Вживается… Перевороты
За нею шлейфами не зря.
Угробила Тамара с блеском
Цзе-Дуна, ось «Москва — Пекин»,
Смутила Колю Чаушеску.
Саддам из-за кого погиб?..
И добавлял при этом, что вся надежда (исправить ситуацию в Африке) на Таню. В каждом его письме ко мне — рассказ о нашей маме и обязательный вопрос: «Что пишет ребенок?» — сестра Таня младше меня на 10 лет и, как всегда, работавшая на тот момент вдали от меня на каком-нибудь другом континенте.
Ей он писал:
Вот и сейчас бедняжка Таня
По свету снова быстро мчит,
Долбит там дружбы твердый камень,
Пока Громыко сладко спит.
Как-то раз, разговаривая с Виктором по телефону, она сказала, что на несколько дней улетает в командировку с Косыгиным. В ответ услышала вздох Виктора: «Алешу жаль».
Я всегда чувствовала, знала, что Витя и его семья рядом, что они любят меня, знают и сопереживают все мои дела, поступки. Никто лучше них не мог так внимательно слушать мои рассказы о школе, институте, работе в школе, о моих учениках. Они знали все, советовали, ободряли, поддерживали во всех моих бедах и неудачах.
Их дружба, любовь, понимание были для меня величайшей наградой, придавали сил и уверенности.
Когда умерла Вера Константиновна, мама Виктора, каждое Пасхальное Воскресенье он стал приходить в наш дом к моей маме.
Так было и в Воскресенье 22 апреля 1984 года.
С утра он позвонил маме и стал сетовать, что вечером должен уехать в Киев. И тогда они решили, что оповестят всех гостей и, не нарушая традиции, соберутся, как всегда, у нас, но только не в 16 часов, а в 13.
Был удивительно теплый день. Весна. У всех спокойное, радостное настроение. Пасха!
На столе в большом блюде зеленеет овес, в нем лежат крашеные яйца, три штуки. Тут же в деревянном коробе много-много яиц — их будут брать гости. В центре стола — кулич со свечой и пасха (изготовленная по бабушкиному рецепту и в бабушкиных формах).
Виктор был в прекрасном настроении, много шутил, читал стихи Б.Пастернака. Как всегда — он всеобщий любимец.
От нас он уйдет к Нине Максимовне Штраух на Чистые пруды, чтобы перед отъездом успеть похристосоваться с ней…
Из нашего дома он ушел 22 апреля 1984 года, а 23 апреля нам сообщили, что он умер в Киеве в 16 часов.
В конце 70-х — начале 80-х годов Виктор Карлович каждое лето, по несколько недель, отдыхал у моих друзей под Ленинградом — в Парголово.
Там собиралась большая компания: Виктор и его друзья, семья хозяев дома с двумя замужними дочерьми и их детьми, приезжали знакомые. В доме всегда было весело: смех, музыка (рояль не закрывался), и в этом большом доме всем было хорошо и тепло.
Парголовский дом — это удивительнейшее место на земном шаре. Сюда как магнитом притягивало и притягивает множество самых разных, самых удивительных людей. Побывав здесь раз, только и думаешь о том, когда вновь увидишь этот дом, милых его обитателей. И Виктор Карлович не был исключением. Его тянуло сюда каждое лето.
Большой двухэтажный дом на каменном фундаменте стоит на очень высокой горе, его построили накануне первой мировой войны. Участок — 1 га. Вековые липы за домом, рядом с ними громадный камень-валун, малинник, никакого огорода и большая поляна с высокой травой. В июне-июле — разноцветье благоухающей травы, запах лип. На эту поляну выходят почти все окна дома.
Дом согревали его хозяева — Александра Ивановна и Анна Ивановна, пережившие годы борьбы с буржуазией (они дворяне), пережившие все 900 дней блокады Ленинграда, потерявшие в войну мужей.
Громадная столовая (40 кв.м) — центр дома. За столом, стоявшим посредине комнаты, спокойно усаживалось 30 человек. В комнате — рояль, шкаф с книгами и небольшой старый буфет с посудой. Из этой большой комнаты двери вели на веранду, под окнами которой — сирень, жасмин, и в другие комнаты. В них жили хозяйки и гости (каждый — в своей), 2-й этаж был отдан в распоряжение дочек и внучек.
Вечерами мы собирались на ужин за этим столом. И конечно, главным рассказчиком был Виктор Карлович. Его рассказы о Пушкине, о МХАТе, об актерах были для всех и увлекательны, и новы. Мы поняли, как он обожал старых актеров МХАТа, как боготворил их. О коллегах никогда не было сказано ни одного дурного слова, только восхищение и радость от работы с ними.
Поужинав, мы перебирались в сад под липы, в разнотравье полевых цветов, окунались в их аромат. И разговоры, рассказы продолжались. Стояли дивные белые ночи. Хозяйки рассказывали, как пережили блокаду. Их младшая дочь Лора — альпинистка, ходила на Памир, Тянь-Шань. Спать отправлялись под утро.
Парголовские Маша и Лиза, внучки, обожали Виктора. Ходили за ним всюду и сообщали друг другу: «Карлыч (так они звали его) делает то-то и то-то…». Однажды они увидели, как он в бутылку с водкой (им было сказано, что там вода) кладет сахар и листья смородины, затем взбалтывает и ставит бутылку в темное место. Девочкам же он говорит: «Мы уедем на весь день, а вы каждые 3-4 часа взбалтывайте бутылку и ставьте на место». Конечно, его «приказание» было исполнено с радостью и точно.
Прошло несколько дней после изготовления знаменитой «монюковки», и в доме обнаружилась пропажа… всего сахара. После поисков и допросов девочки сознались, что они изготавливают самостоятельно по рецепту Карлыча «монюковку». Бутылки прячут в дальнем углу участка — в шалаше, который им построил Виктор Карлович. Сознались, правда, в своем «преступлении» они не сразу, долго пытаясь убедить всех, особенно бабушку, в том, что сахар (3 кг) съели, так как захотелось сладенького.
Хозяйка дома Анна Ивановна говорила: «…У меня проходит головная боль, нормализуется давление только тогда, когда Виктор Карлович лично сам дает мне лекарства».
Когда мы с Виктором уезжали на какую-либо экскурсию из Парголово, весь день она стонала, ей вызывали «Скорую помощь». Не помогало. Все менялось с возвращением Виктора Карловича.
Каждое лето мы много путешествовали — Выборг, Кронштадт, окрестности, ездили на могилу Ахматовой, на место дуэли Пушкина, и очень много купались в чистейших озерах этого края (наше любимое называлось Чертовым озером — близко от дома и глубоко), часто ездили на взморье — в Комарово.
Там, на могиле Анны Андреевны Ахматовой, он обратил наше внимание на два силуэта по краям креста — Солнце и Луна: «Смотрите внимательно: в силуэте Луны четко прослеживается профиль Пушкина».
Как-то в воскресенье мы упросили его провести нас в Ленинграде по местам Достоевского. Быстро собрались и поехали в город. Стояли теплые белые ночи. Город будто вымер: многие отдыхали на побережье.
Виктор был удивительно красив, рассказывал вдохновенно, как мог делать это только он. Мы прошли по всем маршрутам Родиона Раскольникова, Сонечки Мармеладовой и не сразу заметили, как к нашей небольшой группе стали присоединяться жители окрестных домов. Когда Виктор закончил свой рассказ, они зааплодировали, стали его благодарить, уверять, что ни разу ни на одной экскурсии не получили такого удовольствия, такой обширной информации о местах, где они столько лет живут.
Впервые от него я узнала, что означает Киновея — это женский монастырь, у него особо строгий устав. От монастыря сохранились большие постройки на берегу Невы, прямо напротив Александро-Невской лавры.
Всегда, отдыхая в Парголово, один день мы посвящали поездке на Киновеевское кладбище, навещали могилы его родных: Юлии Александровны и Анатолия Николаевича Синдеевых. И конечно, подолгу сидели у могилы его любимой тетушки Тамары Александровны Бойчевской (все звали ее Тамариша). Виктор покуривал, разговаривал с ней: «Тамариш, я посадил твои любимые цветы… Жаль только, что не могу с тобой выпить чашечку твоего ароматного кофе…». Вспоминал, как подолгу она ежегодно гостила в Москве, как радовались, ждали ее приезда.
Раньше, в молодости, казалось, что самые любимые люди, друзья даны на всю жизнь. Но, увы, это не так, со многими пришлось проститься навсегда. Виктор никогда не забывал их, чтил память, вспоминая с теплотой и большой любовью.
Всю жизнь Виктор хранил добрую память о нашей бабушке — Пелагее Леонтьевне.
После ее смерти в 1959 году он ездил со мной на тихое Даниловское кладбище. Мы возлагали цветы, садились на скамеечку, и он начинал «журить» бабушку: «Так, Поленька, ты мне и не рассказала о подвигах графов и князей… Что поделаешь, боялась… Теперь-то понимаю, не то было время. Хорошо, что не морочила мне голову рассказами о героях тех «наших» дней». Он вспоминал, как бабушка пекла вкусные пироги, рассказывала ему о деревне, где родилась… В последний раз мы были с ним на могиле у бабушки в год ее 100-летия, в октябре 1983 года.
Когда за пасхальным столом в нашем доме 22 апреля 1984 года Виктора спросили о наступающем лете, он с тоской ответил: «Видимо, это лето пройдет в Парголово без меня — ведь Андрей (сын) будет поступать в институт, надо помогать…».
НА ТО И ПАМЯТЬ НАМ ДАНА…: сборник статей о театральном педагоге В.К. Монюкове. Владимир, 2008. Составители Надежда Васильева, Александр Курский. Под редакцией Бориса Михайловича Поюровского.
Сборник статей, посвященный выдающемуся театральному педагогу, режиссеру Виктору Варловичу Монюкову (1924-1984), составлен из воспоминаний учеников, коллег и людей, близко его знавших. Публикуются материалы, связанные с творческими командировками В.К. Монюкова в ФРГ, в Финляндию, в Чехословакию. Представлены некоторые его выступления и публикации. Книга сопровождается большим количеством фотографий.
Эта книга — признание в любви, долг памяти, взгляд в будущее.
Виктор Монюков — На то и память нам дана
Большая благодарность авторам сборника воспоминаний Александру Курскому и Надежде Васильевой за разрешение разместить на нашем сайте главы из этой замечательной книги, а также за всю оказанную ими помощь.
NASHTEATR.com – культурно-просветительское издание о культуре, театре, кино, истории. Наше издание рассказывает и о Московском Новом драматическом театре и истории Нового театра. Наше издание рассказывает о разных аспектах деятельности и жизни театров России и мира, истории театра.
О новом театре, об артистах и режиссерах, чьи жизни были связаны с Новым, не так много информации. Если вы хотите поделиться всем связанным с Московским Новым драматическим театром (афиши, фотографии, видео, аудио, воспоминания, программки) — не стесняйтесь, пишите на наш емейл. Приходиться все собирать по крупицам, находить иногда случайно. Любая помощь, любые материалы приветствуются.
