565 лет со дня рождения итальянского художника Чимы да Конельяно

В 2024-м году исполняется 565 лет со дня рождения итальянского живописца раннего Возрождения, периода кватроченто венецианской школы Чимы да Конельяно (1459-1517). В связи с этим публикуем очерк о творчестве художника. 

 

О жизни великого итальянского художника эпохи Возрождения Чимы да Конельяно известно немногое, и вместе с тем она была столь бесхитростна, проста, размеренна, что ее очертания ясно видны сквозь пыльную толщу веков. Даже дом, где родился мастер, и его внутренняя отделка сохранились в неприкосновенности до наших дней. И сам городок Конельяно у подножия Альп, на берегу маленькой речки Ливенца, с разрушенной старой крепостью на холме остался почти таким же, каким был полтысячелетия назад. А его окрестности и поныне схожи с пейзажами на картинах Чимы.

Предки художника занимались суконным производством, откуда и происходит его фамильное прозвище. В Конельяно на улице Сарано они проживали и в XIV веке, а может быть, и раньше. Эти добрые горожане проводили свои дни согласно средневековым установлениям, уважая старину и избегая новизны, заботясь всячески о постоянстве своего существования и не чая других перемен, кроме Второго пришествия и Страшного суда. Этот жизненный ритм унаследовал и художник, запечатлев его очарование в своих произведениях.

При крещении Чима получил имя Джамбаттиста. Двадцати пяти лет от роду он похоронил своего отца, Петра Суконщика, и остался жить с матерью. В 1488 году он ненадолго покинул родной город для работы в близлежащей Винченце. А с 1492 по 1516 год проживал в соседней Венеции, навещая время от времени Конельяно и совершив однажды путешествие в Парму, важный центр искусства Северной Италии. Замечательно, что и венецианский дом художника на улице св. Луки, несмотря на свою скромность, сохранился до наших дней.

Джамбаттиста был дважды женат. От первой жены по имени Корона у него родилось два сына, Пьетро и Риккардо. Последний со временем стал монахом в Падуе. От второй жены, Марии, появились на свет еще три сына — Себастьяно, Риккардо и Лука, и три дочери — Пелегрина, Корона и Петронилла. Это обширное потомство, очевидно, и проводило в последний путь своего патриарха, который был погребен в фамильном склепе в церкви Сан-Франческо ин Конельяно. Смерть застигла художника в его родном городе, куда он последний раз отправился из Венеции в 1516 году.

Чтобы разобраться в закономерностях творчества Чимы да Конельяно, мало ощущать общий настрой его жизни. Необходимо еще вспомнить об особенностях художественной культуры Венеции вообще и своеобразии ее искусства в период жизни художника, в эпоху позднего кватроченто — начала Высокого Возрождения. Едва ли не самая развитая в экономическом отношении среди итальянских государств, республика св. Марка с большим опозданием приобщилась к ренессансному движению. И причиной этому, думается, были ее прочные связи с Византийской империей. Ибо средневековая по духу культура Византии, прямой наследницы античного мира, была столь утонченна, сложна, богата, что с успехом могла соперничать с итальянским Ренессансом. И кто знает, какими путями пошла бы жизнь Европы, если бы не гибель Византии в 1453 году под ударами турецких завоевателей. Под византийским влиянием, хоть и на новой ренессансной основе, в Венеции сложилось строгое, созерцательное, во многом еще близкое иконописи искусство Джованни Беллини, урокам которого бесконечно обязаны такие разные художники, как Чима да Конельяно, Джорджоне, Тициан. И знаменитый венецианский колорит, и певучесть линий, отличающая школу Беллини, едва ли оказались бы возможными, не будь Венеция наполнена заморскими памятниками византийского искусства.

Духовная сосредоточенность Чимы, ясность и цельность его внутреннего мира, отразившиеся в патриархальной мерности и простоте его жизни, в условиях венецианской художественной культуры конца XV — начала XVI века, принесли чудесные плоды. Мир, изображенный на его картинах, вызывает у зрителя чувства благоговения и возвышенной радости, умиления и окрыляющей уверенности в своих силах — так целомудренно-прекрасны человеческие образы, так знакомы пейзажи и таким беспредельным неземным светом осияно все видимое. При этом Чима совершенно чужд размягченности и сладости. Он предельно собран, серьезен, почти суров. Позы и жесты изображенных им фигур всегда сдержанны, абсолютно спокойны и при всей своей естественности исполнены священного, ритуального смысла. Глядя на произведения Чимы, как бы слышишь звуки мессы, в то время как музыкальные интонации Беллини ближе светскому пению, мадригалу.

Одним из шедевров Чимы является большой алтарный образ крещения Иисуса Христа, написанный для церкви Сан Джованни ин Брагора. Крещение Христа, будучи одним из великих церковных праздников, в средние века несчетное число раз изображалось на иконах согласно твердо установленным формулам. Художник эпохи Возрождения, Чима был свободен от этих формул, и, однако, образцом для себя он выбрал византийскую икону. К ней восходит симметричное расположение фигур, изображение трех ангелов на левом берегу реки с одеждами Христа в руках и помещение слегка склонившегося Иоанна на высокий бережок, чтобы ему удобно было возложить руку на голову Иисуса или, как переделывает на западный лад Чима, кропить его из чаши.

Ангелов нет в евангельском описании крещения. Вводя этот мотив, византийцы подчеркивали благочестивую мысль о небесной чистоте и божественном величии Христа. И то, что Чима перенял его, подсказывает, зачем он вообще прибег к византийскому образцу. Для художника было важно во всей полноте передать священную значимость изображаемого события, причем передать его в благородных античных формах, хранителем которых было византийское искусство. Торжественное спокойствие поз, уравновешенная, церемониально построенная композиция всей группы фигур, ангелы — все это давало зрителю ясное понятие о том, что он созерцает исключительное событие. И вместе с тем как истинный сын эпохи Возрождения, Чима стремится сделать изображение жизненно правдивым. Поэтому он пишет его с помощью реалистических приемов, незнакомых византийцам. Он пользуется перспективой и светотенью. Безгрешность Иисуса для него воплощается в безупречных, чистых формах его обнаженного тела. А чувства, обуревающие Иоанна, выражаются трогательным жестом его прижатой к груди левой руки и трепетным шагом как бы подгибающихся ног. Фоном для сцены крещения служит типичный для Северной Италии пейзаж: вместо Иордана мелкая речушка с плавающей в ней домашней птицей, замки на холмах с поднимающимися к ним дорогами, горные гряды, замыкающие вид. Жители Конельяно могли узнать здесь свою Ливенцу и знакомые окрестности.

Разумеется, не недостаток воображения и не желание обмануть простодушных зрителей заставили художника изобразить священное событие на фоне родных мест. Его целью была не историческая правда в нашем понимании — точная передача костюмов и обстановки, а устройство своей жизни по высокому, пусть отдаленному веками образцу. Поэтому для него правда состояла в том, чтобы перенести этот образец в свое непосредственное окружение. Подобным образом и итальянские гуманисты перевоплощались в риторов и философов древности.

Что же давало это удивительное смешение текущих дней и давно прошедших времен, реальности и иконописной условности? Лучшим ответом на этот вопрос служит сама картина Чимы, на которой ветхий мир является неожиданно в первозданном сиянии красок, полным сил и надежд на будущее — ясным сознанием возрождения, начала новой эпохи Чима обладал в полной мере. Иначе трудно объяснить себе такой мотив его картины, как свежий пень за спиной Иоанна Крестителя. Проповедуя покаяние, пророк говорил, что нераскаявшиеся грешники будут уничтожены при наступлении царства божия, как дерево, срубленное топором. Это пророчество на иконах обычно передавалось изображением топора, лежащего на земле возле дерева. У Чимы же дерево уже срублено, земля очищена от зла и готова для новой жизни.

Г. ГРИБКОВ

 

Художественный календарь. Сто памятных дат. М., 1984. 

Данный материал является некоммерческим и создан в информационных, научно-популярных и учебных целях

ПОДЕЛИТЕСЬ ЗАПИСЬЮ

---