16 января—175 лет со дня рождения (1850) Александра Давыдовича Давыдова (наст. фамилия — Карапетян), русского певца, артиста оперетты и эстрады (умер в 1911 году).

Королем цыганского романса называли москвичи Александра Давыдовича Давыдова. Его артистическая деятельность началась в 1876 году на сцене Московского Общедоступного театра, где он исполнял преимущественно комические роли. Затем он участвовал в спектаклях Московского артистического кружка, а с 1879 по 1892 год состоял в труппе Малого театра.
С наибольшей силой талант Давыдова раскрылся в опереттах, поставленных М. В. Лен-товским, — «Синей Бороде», «Птичках певчих» Оффенбаха, «Цыганских песнях в лицах». В последней Давыдов сыграл роль Антипа, которая принесла ему широчайшую популярность и вывела его на эстраду как талантливого исполнителя цыганских романсов.
…На «Цыганских песнях в лицах», связанных с самым началом деятельности Лентовского (1877 год), формируется дарование первых русских diseur’oв — Зориной и Давыдова. Проходят два десятилетия — эти любимцы Москвы, да, пожалуй, и всей России, знающей оперетту, уже почти не могут петь, уже с трудом передают облик юных Стеши и Антипа, но аудитория по-прежнему без волнения не может слышать их рафинированно-эстрадной передачи цыганщины.
Почти контральтовый голос Веры Васильевны Зориной, грудного тембра, хрипловатый тенор Александра Давыдовича Давыдова производят неотразимое впечатление на слушателя, покоренного не знающей предела страстностью, своеобразной, подчеркнутой интонационной и интерпретационной манерой.
Давыдов готовит для этого спектакля новые цыганские романсы, которые единственно он умеет передавать. Вот он впервые исполняет: «Пара гнедых, запряженных зарею…» Зрительный зал слушает его с затаенным дыханием, и последние слова песни: «Вы, только вы и верны ей поныне, пара гнедых… пара гнедых…» — идут под общее рыдание зала. Вот он выступает с новинкой: «Не говори, что молодость сгубила» — и овациям нет конца. Даже в Петербурге эта перенесенная на сцену цыганщина покоряет посетителей «Аркадии», и пресса констатирует, что Давыдов «произвел решительно потрясающее впечатление на публику: сколько вкуса, какая теплота и какие художественные нюансы в исполнении!»
«Цыганщина» торжествует не только в специфической цыганской мозаике. Она, как стиль, проходит через все творчество Зориной и Давыдова. Давыдов — непревзойденный Рауль в «Синей Бороде», но когда он, внешне изысканный француз, надевший траурную повязку вместо рукава на чулок под коленом, пел:
Пра-ашу вас, участье
Чтобы каждый а-аказал.
Па-терял я свое счастье,
Булотту па-терял…
то зритель не видел оффенбаховского Рауля, перед ним был все тот же «Саша Давыдов», цыган Антип…
Эти актеры — органическое продолжение самого Лентовского. Их боготворит купечество, засыпая их подношениями, к ногам Зориной купец-миллионер кидает свое состояние, их жизнь — жизнь московской, от купеческого разгула пошедшей богемы. Они живут легко, празднично, купаясь в обожании зрителей и в шампанском загородных ресторанов и кончая жизнь, подобно Лентовскому, в нищете и забвении…
Из кн.: М. Янковский. Оперетта. Л.—М., 1937.
…Среди веселых певцов Давыдов был самым веселым. Давыдов был действительно чарующим Парисом.
Я вижу его, на коленях, с фигурой молодого бога, с тонким профилем, с восторженными глазами, перед сбросившей с себя «лишнюю мантию» царицей, очаровательной царицей, Бельской.
Видел мрамор я плеч белосне-э-э-эжных…
Какая увлекательная картина!
Какая красота!
Он был забавным бедняком Пикилло.
Ты не красив, о мой бедняжка! —
почти с отчаянием поет своим глубоким бархатным, полным страсти голосом Зорина:
Ты не богат и не умен!
Ты с виду чистая дворняжка,
Как шут гороховый, смешон,
А меж тем…
— Что меж тем? . . — на пианиссимо дрожит и страхом и надеждой голос Давыдова.
И что-то вакхическое вспыхивает вдруг:
Обожаю, люблю,
Мой разбойник, тебя!
И эта красивая, гордая женщина делает движение, чтобы упасть на колени перед своей «дворняжкой».
И я вижу этот порыв, этот жест Давыдова, которым он подхватывает ее, чтобы не дать, не допустить стать на колени.
И при воспоминании слезы немного подступают у меня к горлу, как подступали тогда.
Ведь это поэзия. Настоящая поэзия любви.
Надо сыграть, милостивые государи!
Надо суметь дать поэзию любви.
А он умел.
Как умел дать и поэзию волокитства.
Коронной ролью короля опереточных теноров был Рауль Синяя Борода.
Я вижу его.
Весь — красивая наглость.
То, что чаровало Эльвиру в Дон Жуане.
Красивое бледное лицо, голубоватая борода, черный колет, черное трико.
Он в трауре: отравил жену.
Носит креповую повязку… на ноге.
И на печальном лице горят веселые глаза.
Супруге незабвенной…
Какой печалью веет это.
Роскошный мавзолей…
Да, его печали нет границ!
Какой твердостью, клятвой звучат его слова:
Я построю непременно!..
И вдруг все лицо ожило:
К черту грусть об ней!
Но он спохватился, и снова маска печали на лице:
Молю ж вас, чтоб участье
Мне каждый оказал!
Никогда лицемерие не было передано с таким юмором, с такой элегантностью и с такой увлекательностью.
Давыдов страшно возмущался каким-то знаменитым французским исполнителем Синей Бороды, которого он видел в Париже:
— Вообрази! Танцует, когда поет этот вальс. Танцует! А? Шут! Нет благородства!
Он облагородил свой образ Синей Бороды. Почти до Дон Жуана.
Увлекся им.
С ним слился.
Эпиграфом над всей его жизнью можно было бы поставить из той же «Синей Бороды»:
Чтоб жить послаще,
Как можно чаще
От жен своих вдовей!..
Из кн.: В. М. Дорошевич. Избранные рассказы и очерки. М., 1962.
Лит.: В. М. Дорошевич. Саша Давыдов. — В кн.: Избранные рассказы и очерки. М., 1962;
В. Н. Давыдов. Рассказ о прошлом. Л.—М., 1962;
М. Янковский. Оперетта. Л.—М., 1937.
Театральный календарь на 1975 год. М., 1974.
Данный материал является некоммерческим и создан в информационных, научно-популярных и учебных целяхПОДЕЛИТЕСЬ ЗАПИСЬЮ