165 лет со дня рождения английского писателя Артура Конан Дойля

22 мая 1859 года в Эдинбурге родился А. Конан Дойль, создатель Шерлока Холмса

Вся моя жизнь прошла в неистовом стремлении снова и снова сбежать от тоскливых банальностей существования.
Сэр Артур Конан Дойль, Уильям Гиллетт. «Шерлок Холмс»

В таком расследовании, как наше с вами, надо спрашивать не «Что случилось?», а «Что случилось такого, чего еще никогда не бывало?» Эдгар По. «Преступление на улице Морг»

Как ни возмущала Конан Дойля мысль, что имя его будут вспоминать только в связи с Холмсом, противодействовать этому он был не в силах. Ни его исполненные здоровья, здравого смысла и чувства товарищества романы, вроде обаятельнейшего «Белого отряда» (его любимая вещь); ни фантастика «челленджеровского» цикла; ни мастерские рассказы, так умеющие заставить читателя с сожалением перечитать последнюю фразу; ни его решительность в публичной деятельности, ни даже многолетняя пропаганда спиритизма по обе стороны Атлантического океана, на которую он израсходовал четверть миллиона,— ничто не помешало тому, что в сознании читающего мира Конан Дойль остался только придатком великого Шерлока, на втором месте после Уотсона. Уже не счесть статей и книг, основанных на том, что Холмс и Уотсон — реальные лица, которые для публикации своих записок использовали Конан Дойля, чьей неаккуратностью объясняются противоречия и неточности. Никому и в голову, разумеется, не приходило воздвигнуть памятник Конан Дойлю или открыть его музей (хотя королева Великобритании за заслуги перед родиной наградила его титулом), так что в отношении почестей герой сильно превзошел своего создателя. Гостиная Холмса на Бейкер-стрит—достопримечательность Лондона, биографий его написано уже больше, чем биографий его автора: Холмс ныне по всем показателям куда более живой, чем Конан Дойль.

Такая жизненность должна быть объяснена, по-видимому, особенной жизненной правдой художественного образа. «Я не хочу быть неблагодарным Холмсу, он был для меня во многих отношениях хорошим другом,— говорит Конан Дойль,— и если временами он мне приедался, то оттого, что характер его не терпит светотени. Это счетная машина, и любая попытка прибавить что-нибудь сверх того только испортит впечатление». Холмс весь построен на одном приеме — приеме контраста, нещадно эксплуатируемого: логическая машина — и чисто художнический артистизм; детективный гений — и тоска по пчеловодству; прирожденное рыцарство — и забавно-кичливое самодовольство; роскошная лень, сонливость, пристрастие к кокаину—и неукротимая энергия; защита закона—и легкость, с которой он его нарушает, и наслаждение, с которым водит за нос полицию. В этом образе убеждает не столько глубина, сколько рельефность. Да образ Холмса, по сути дела, и не оригинален. Конан Дойль, заполнивший весь земной шар детективными рассказами, по выражению Куприна, «умещается вместе со своим Шерлоком Холмсом, как в футляр, в небольшое гениальное произведение Э. По — «Преступление в улице Морг». Это правда не только в том смысле, что главная черта Холмса, его «искусство анализировать» и сила проницательности взяты у Дюпена («Не раз хвалился он с довольным смешком, что люди в большинстве для него — открытая книга, и тут же приводил ошеломляющие доказательства того, как ясно он читает в моей душе»,— рассказывает о герое По литературный предшественник Уотсона). Сами сюжетные ходы заимствованы Конан Дойлем у По: эффектная сцена раскрытия преступника в первой повести о Шерлоке Холмсе повторяет сцену из

Это интересно:   Уильям Моррис - один из ярких представителей прерафаэлитов

«Преступления на улице Морг»; открывающий шерлок-холмсовскую серию рассказ «Скандал в Богемии» перепевает «Похищенное письмо». Но если По всегда ведет с читателем «честную игру», предоставляя ему ту же информацию, что и детективу, и таким образом демонстрируя неожиданность его умозаключений, то Холмс часто выигрывает соревнование с читателем, пользуясь данными, которые автор от последнего скрыл. Мало сказать, что прием, «зерно» образа Холмса литературно вторичны; Холмс еще во многом и уступает Дюпену. Блистательный анализ и остроту мысли Дюпена у Холмса нередко замещает всего лишь внимательность, наблюдательность на грани фокуса. Замечают, что как детективные голово-ломки рассказы о Холмсе недостаточно разнообразны, интрига не всегда заинтриговывает, в развязках, бывает, концы не сходятся с концами. Что же до психологического анализа, то он зачастую находится на уровне того школьника из «Похищенного письма», который замечательно умел выигрывать в чет-нечет, мысленно ставя себя на место противника. О логических ошибках и даже невежестве Шерлока самые преданные его почитатели говорят вслух. Незнание порядков на скачках в рассказе «Серебряный», говорил и сам Конан Дойль, вопиет к небесам. В «Пяти апельсиновых зернышках» Холмс проявляет элементарную неосведомленность в географии родной Англии, и если не сваливать вину на путаницу в записях Уотсона, то вся вина за подобные ошибки ложится целиком на Шерлока и его автора.

Однако Холмс при первом же своем появлении в литературе выражает полнейшее пренебрежение к предшественникам. Дюпен, по его мнению, недалекий малый: у него есть кой-какие аналитические способности, но он «уж никак не был таким феноменом, как воображал По». Знаменитый Лекок—тот вовсе «жалкий растяпа», если чем и наделенный, то только энергией. Что-то же должно было давать Холмсу право на такой тон превосходства. А ведь именно свое детское восхищение Дюпеном и Лекоком вспомнил Конан Дойль, когда молодым человеком в 1885 г. отыскивал тему для писания.

В бумагах Конан Дойля появилась запись: «Сдержанный — с сонными глазами молодой человек — философ — собирает старинные скрипки». Это был Шерринфорд Холмс, будущий герой «Этюда в багровых тонах». Его компаньону была предназначена роль человека, который, по слову Холмса, «не обладая талантом, имеет замечательную силу стимулировать его». При всей странности, даже вызывающей эксцентричности Холмса, в докторе Уотсоне английский читатель узнавал— нет, не банальность, но все надежное и знакомое: честность, верность и решительность, достаточное уважение к условностям, чтобы быть шокированным в нужный момент, и всегдашнюю готовность к приключению. Пожалуй, создание этой бессмертной пары придало рассказам Конан Дойля их неповторимое обаяние — недаром, когда Холмс появляется без Уотсона, он мгновенно тускнеет. Этим сочетанием Конан Дойль сумел навеки подкупить читателя.

Первую книгу о Холмсе никто долго не желал печатать — «рынок и так наводнен дешевой литературой», объяснял издатель. Конан Дойль разделял это мнение и тогда, когда продавал рассказы о Холмсе в «Стрэнд мэгэзин» по 35 фунтов штука; он считал себя серьезным романистом и потому решил избавиться от Шерлока Холмса — тот «отвлекает от более важных вещей». Когда «Стрэнд» попросил еще, писатель в сердцах потребовал 50 фунтов за рассказ (журнал немедленно согласился), а в конце второй серии отправил Холмса на верную гибель в Рейхенбахском водопаде. С облегчением написал он в одном письме: «Я вспоминаю о нем так же, как о печеночном паштете, которым я как-то объелся, так что меня воротит от одного имени». Восемь лет Холмс не возвращался, а когда вернулся в «Собаке Баскервилей», автор позаботился указать, что это история начала его карьеры. Американский издатель предложил 5 000 долларов за рассказ, «Стрэнд» —100 фунтов за тысячу слов, публика требовала Холмса категорически — и Конан Дойль капитулировал. Он больше не пытался отречься от Холмса, покорившись захлестнувшему его успеху, но соглашался, что тот восстал со дна водопада иным и никогда уже не стал вполне таким, как прежде. (К этому водопаду организовало экскурсию британское общество Холмса, и там была инсценирована знаменитая схватка.)

Это интересно:   250 лет со дня рождения английского художника Уильяма Тернера

По десяткам повестей и рассказов расхаживают многочисленные Херлоки Шолмсы, Шлок Хомсы и Шерлоу Комсы, продолжатели, подражатели и пародии. Миф о Шерлоке Холмсе наиболее зримо поддерживают театр и кино. Еще в 1897 г. Конан Дойль написал пьесу о Холмсе, но когда от него потребовали изменить характер сыщика, у него хватило любви к Холмсу, чтобы оставить пьесу в ящике письменного стола. Впрочем, его поверенный нашел в Америке актера Уильяма Гиллетта, столь похожего на первые портреты Холмса работы С. Пейджета, что при виде его у Конан Дойля перехватило дыхание. Автор, очарованный сходством и игрой, пошел на все изменения, которых хотелось актеру, и их совместная пьеса имела огромный успех. Глубоко посаженные глаза и орлиные черты Гиллетта установили зримый облик мифа о Шерлоке Холмсе и образец для множества последующих постановок. Джон Вуд, сыгравший Холмса в модернизированной версии пьесы Гиллетта, подсчитал, что он—109-й по счету исполнитель этой роли.

Сколько ни толкуй о неохоте, с какой Конан Дойль подчинялся требованиям публики, но удовольствие автора писать чувствуется в каждом сюжетном повороте, в каждой реплике диалога. Энтузиасты всяческих обществ Шерлока Холмса, как и любой читатель, движимы, очевидно, не просто любовью к разгадыванию головоломок, но любовью к Шерлоку Холмсу. Кто-то ядовито заметил, что если бы настоящие преступники вели себя так же, как у Конан Дойля, то половина их была бы за решеткой, а другая половина добровольно вышла из игры. Но в мифе о Холмсе нечего искать жизненной правды, ее нет уже в самом образе детективного кумира. Парадоксально, но, кажется, именно то качество, которое было бы непоправимым грехом другого образа, в Шерлоке оборачивается самым привлекательным. Огромное удовольствие, о котором вновь и вновь говорят читатели,— вернейший тому показатель. Конан Дойль занят не столько конструированием головоломки, сколько рассказыванием истории. Сюжет у него движется так же стремительно, как неторопливо едет викторианский сыщик на поезде расследовать преступление. Но игра сыщика — пусть с условной, но реальностью, задача — проникнуть в связь «реальных» фактов. Читатель же играет не с какой бы то ни было реальностью, а с автором, пытаясь проникнуть в его замысел—т. е. понять, что он замышляет,— отгадать то, что автор намеренно хочет скрыть. В этой игре, разумеется, лучшая награда — поражение.

Это интересно:   215 лет со дня рождения русского поэта и прозаика Нестора Кукольника

Дар Конан Дойля-рассказчика в том и заключается, чтобы создать наибольшее напряжение и доставить— равно себе и читателю — наибольшее удовольствие этой игрой. Только ради этого и стараются у него и Уотсон, и Холмс. В этом смысле он сам и есть Холмс. А любовь к Шерлоку Холмсу есть неизбежно любовь к Конан Дойлю. Живой Конан Дойль и был таким, каким должен был быть автор Холмса. Как Шерлок Холмс неотделим от своего Уотсона, так и сэр Артур Конан Дойль неотделим от своего Шерлока Холмса.

Б. Берман

Памятные книжные даты. М., 1984. 



Данный материал является некоммерческим и создан в информационных, научно-популярных и учебных целях. Указанный материал носит справочно-информационный характер.

ПОДЕЛИТЕСЬ ЗАПИСЬЮ