90 лет со дня выхода в свет «Истории одного города» Михаила Салтыкова-Щедрина с автолитографиями художника Александра Самохвалова

В апреле 1935 года издательство «Academia» выпустило в свет «Историю одного города» М. Е. Салтыкова-Щедрина с автолитографиями известного живописца и графика А. Н. Самохвалова

 

На Всемирной выставке 1937 г. в Париже автолитографии А. Н. Самохвалова к «Истории одного города» М. Е. Салтыкова-Щедрина были удостоены высшей награды «Grand prix».

Трудно себе представить, что известный мастер современной темы в живописи, автор некогда знаменитой «Девушки в футболке», которую при ее появлении в начале 30-х гг. называли «советской Джиокондой», был в то же время иллюстратором «Истории одного города».

Александр Николаевич Самохвалов прошел школу живописи у К. Петрова-Водкина, однако еще в 20-е гг. работал в книге, в основном—детской, был не только художником, но и автором нескольких книжек. Среди них наиболее известна «Водолазная база», переизданная несколько лет назад в Ленинграде. К литературным опытам художника с вниманием относились и С. Маршак, и Б. Житков, и такие «взрослые« писатели, как О. Форш и К. Федин. С иллюстрациями А. Самохвалова выходили книжки М. Пришвина и Б. Шергина, В. Бианки и Е. Шварца. Сделаны они были мастерски, в характере ленинградской детской книги тех лет, вспомним работы Н. Тырсы или А. Пахомова. Пожалуй, только в бытовых рисунках к «Пану Халяв-скому» Г. Квитки-Основьяненко можно было угадать будущего иллюстратора М. Салтыкова-Щедрина.

Эта склонность художника к литературе и позволила ему стать «сочинителем» графических литературных образов, а темперамент живописца помог справиться с таким обширным замыслом, как иллюстрированное издание «Истории одного города» (подготовка текста С. Макашина, статья Я. Эльсберга).

Книга вышла в серии «художественных изданий», которую «Academia» начала издавать лишь за год до выхода «Истории одного города». Серия под общей редакцией известного издательского деятеля— одного из ближайших сотрудников А. М. Горького еще по «Всемирной литературе» — в те годы заведующего редакционным отделом «Academia», А. Тихонова (Сереброва) имела, вероятно, широкий замысел, но знак принадлежности к ней мы встречаем на авантитуле лишь пятнадцати изданий, напечатанных в последние годы деятельности издательства. Однако гриф «Художественные издания» с полным правом можно было бы поставить и на ранее вышедших «Рассказах о животных» Л. Толстого с гравюрами В. Фаворского, и на изданных позднее, уже в то время, когда серия существовала, «Петербургских повестях» Гоголя с иллюстрациями Н. Альтмана.

Если углубиться в историю издательских идей, то можно сказать, что новая серия сложилась раньше, чем была названа. Ее несколько запоздалое появление было связано с необходимостью узаконить, наряду с текстовыми, специальные художественные издания с большим числом репродукций или иллюстраций, книг большого формата и высокого качества печати. Свою роль здесь сыграла и потребность найти тип издания, наиболее пригодный для серии больших, станкового характера автолитографий, монотипий, рисунков, которые в это время оттесняют мелкую штриховую графику и гравюру, применявшуюся в оформлении книг «Academia». Об этом говорят уже самые первые издания серии (1934 г.): «Восемнадцать рисунков П. Боклевского к роману П. И. Мельникова (Андрея Печерского) ,,В лесах“», воспроизведенные фототипией на отдельных больших листах, или «Слово о полку Игореве» с рукописным текстом, «писанным и иллюстрированным» палехским мастером Иваном Голиковым.

После этого нас не должен удивлять ни большой формат «Истории одного города» (72х110/8), ни наличие специально оформленного футляра и роскошного темно-красного тканевого переплета с золотым тиснением, ни текст, набранный крупным 12 кеглем елизаветинской гарнитуры с большими двухпунктовыми шпонами между строчек, ни такое обилие иллюстраций.

Строгое библиографическое описание (220 с., 12 л. ил.) не может дать истинную топографию иллюстрирования этой книги. К двенадцати вклейкам следует прибавить еще 80 заставок, концовок, разного рода мелких рисунков в тексте: все они тоже носят иллюстративный характер.

Собственно иллюстрирование начинается уже на футляре, где рядом с названием книги изображен смиренный глуповский архивариус-летописец (мы еще встретим его на страницах книги). Тисненный золотом рисунок на крышке переплета — это уже Глупов, его городской пейзаж. Не оставлены гладкими и форзацы, плотно заштрихованные темно-серым литографским карандашом, они не только обнажают самый характер и фактуру последующих книжных рисунков, но и по-своему создают ощущение горестной и фантастической истории, которая развернется на страницах книги.

Перед нами пройдет портретная галерея градоначальников, от Амадея Мануиловича Клементия, вывезенного из Италии «за искусную стряпню макарон», до самого Архи-страга Стратилатовича Перехват-Залихватского, который «въехал в Глупов на белом коне, сжег гимназию и упразднил науки», от Бруда-стого, играющего своей собственной головой, до Угрюм-Бурчеева, с его деревянным лицом и идеалом города-казармы, где вся жизнь была бы вытянута в струну по прямой линии. Пройдут сцены народного разорения и народного бунта; пройдет крупным планом образ посадской жены Алены Осиповой, «тип сладкой русской красавицы» — на литографиях она напоминает одну из кустодиевских красавиц. Изобразительный ряд с двух сторон словно стягивает помещенная в начале книги и повторенная ,в конце «эмблематическая концовка», как называл ее сам художник,— некий символ власти с его непременными атрибутами: кнутом, нагайкой и саблей. Ведь упоминается у Щедрина трактат «О спасительности усмирений (с картинками)»!

«Я отказался от конкретного подтверждения намеков автора на исторических лиц во внешности портретируемых»,— вспоминал А. Самохвалов позднее в книге «Мой творческий путь» (Л.: Художник РСФСР, 1977), говоря, что для него важнее было передать «черты сути, а не внешности». История города Глупова, в которой отразилась подлинная история России, не стала в иллюстрациях исторической хроникой, против чего предостерегал читателя и сам писатель, а осталась в тех рамках и законах сатирического жанра, как их понимал в то время художник.

Жива была высокая традиция русской сатирической графики, от Федотова до Агина, фольклорная линия лубка, но жив был и дух 20-х годов, эпоха революционного плаката и современного бытового журнального рисунка. Мастера сатирического рисунка тоже выйдут к классике — Кукрыниксы и А. Каневский будут иллюстрировать и Гоголя и того же Щедрина, но сделают это позднее, уже в конце 30-х гг. Литографии Самохвалова к «Истории одного города» так же, как рисунки Альтмана к «Петербургским повестям»,— обе серии исполнены еще в 1933 г.,— отыскивая пути к новому истолкованию классики, условностями аллегорий и символов были генетически связаны с послереволюционной графикой. Характерны в этом смысле литографии, не вошедшие в книгу: несколько плакатный вариант фронтисписа с пошатнувшимся царским гербом или вариант концовки «Колесо истории». Наряду с острым чувством социального, свой след в иллюстрациях оставило существовавшее в то время представление об отечественной истории как об уходящих картинах старого быта, параде восковых персон или скверном анекдоте. Все это наложилось одно на другое. Неудивительно, что язык экспрессии и гротеска казался тогда наиболее пригодным для книжной графики, тем более для иллюстрирования сатирического произведения. Если помнить при этом, что Самохвалов и Альтман были прежде всего живописцами, оперировали и в графике крупными формами, то правильнее было бы применить к их иллюстрациям понятие — «монументальный гротеск».

Как же удалось соединить такую интерпретацию с книжной формой? Здесь следует остановиться на макете издания, которому отводили существенную роль и художник и издательство. Не случайно в выходных данных особо отмечено: «Макет издания разработали А. Н. Самохвалов, М. П. Сокольников и H. Н. Филиппов».

Сама структура «Истории одного города», выстроенная писателем как мнимое историческое сочинение, с предисловием «От издателя» и «Обращением к читателю от последнего архивариуса-летописца», с отдельными главами и с приложением целого раздела «Оправдательных документов», очень многослойна. Такая архитектоника образовала в издании 1935 г. свой парадный интерьер. В книге множество титульных листов, целая анфилада.

Названия глав, которые обычно печатаются в подбор, здесь полужирным шрифтом другой гарнитуры (обыкновенной) торжественно вынесены на отдельные листы. Поэтому в книге так много воздуха, воздуха незапечатанных листов, глубоких спусков, больших полей. Извлеченные из текста литографированные подписи должны были связать иллюстрацию с определенным местом очерков и закрепить большую литографию на странице книги. Надписи эти есть на пробных оттисках, в книге их нет.

Самый набор текста здесь не безразличен к содержанию и задачам иллюстрирования. Так, «Опись градоначальникам, в разное время в город Глупов от российского правительства поставленным»,— не только сатирическая портретная галерея голов, лиц, затылков, причесок, изображенных, согласно иерархии, то мелко в овале, то в форме мнимо парадного погрудного портрета, но еще и своего рода альбом — книга в книге, где градоначальники строго пронумерованы, а их биографии набраны как пояснительный текст к портретам.

Такая акцентировка шрифта, иллюстрирование текста чисто наборными средствами, шли, конечно, от акциденции 20-х гг., от типографских идей конструктивизма. Но «игра со шрифтом», как игра градоначальника со своею собственной головой, была одним из сатирических приемов Щедрина и заложена она в самом тексте произведения. Писатель словно давал указания наборщикам, как и «подсказывал» наперед иллюстраторам портрет Угрюм-Бурчеева. Достаточно вспомнить прокламации, которые расклеивал Василиск Семенович Бородавкин, где «крупными буквами печатались слова совершенно несущественные, а все существенное изображалось мелким шрифтом». В современных изданиях пример такого рода объявления выражен контрастом прописного и строчного курсива, в издании 1935 г. текст сбит в колонку, обрамлен полужирными линейками, а для контраста здесь применены шрифты разных гарнитур (обыкновенной и елизаветинской), разной плотности (светлый и полужирный), использована и разрядка. И это не единственный случай. На странице текста, где опубликованы глуповские законы, вроде «Устава о добропорядочном пирогов печении», заголовки набраны другой, уже третьей в этой книге, гарнитурой шрифта. Текст акцентирован, словно перед нами «Свод законов Российской империи», только напечатанный жирным рубленым шрифтом газетных объявлений, в стиле наборной графики конца 20-х гг. Так текст как бы заговорил языком исторического документа, согласно мистификации и уловкам автора, выдававшего себя всего лишь за издателя, о чем говорится не только в предисловии, но и в самом названии: «История одного города. По подлинным документам издал М. Е. Салтыков (Щедрин)».

Об этой стороне издания как-то не принято писать. Но об иллюстрациях писали, к ним одобрительно отнесся А. М. Горький и К. Петров-Водкин, потом их долго ругали, теперь выставляют и пишут с пониманием. Писали о качестве печати, называя издание «шедевром полиграфического искусства». Оно и в самом деле превосходно напечатано в ленинградской типографии имени Ивана Федорова, где были выполнены «литографские и типографские работы», как указано в выходных сведениях книги.

Ю. Молок

 

Памятные книжные даты. М., 1984.

Данный материал является некоммерческим и создан в информационных, научно-популярных и учебных целях. Указанный материал носит справочно-информационный характер.

ПОДЕЛИТЕСЬ ЗАПИСЬЮ

---