340 лет назад вышла в свет вторая часть книги английского пуританского писателя Джона Баньяна* «Путь паломника».
В «Приключениях Гекльберри Финна» есть такой эпизод. Гек попадает в богатый деревенский дом и обнаруживает на столе в гостиной стопку книг: «Одна из них была большая семейная Библия с картинками; другая— «Путь паломника»: про одного человека, который бросил свою семью, только там не говорилось почему. Я много раз за нее принимался, в разное время. Написано было интересно, только не очень понятно». Простодушный герой Марка Твена, конечно, и не подозревал, что он пытается читать знаменитое душеспасительное сочинение английского пуританского проповедника Джона Баньяна (John Bunyan, 1628—1688), в котором, говоря словами из предисловия к старинному русскому переводу «Пути паломника», представлены «разные состояния и успехи души кающегося человека, который стремится к благополучной вечности». Как известно, Гек Финн, дитя природы, совершенно. не владел искусством расшифровывать любые (включая традиционные христианские) иносказания, и поэтому для него осталось неясным как раз то, что сразу понимал любой читатель Баньяна, имевший хотя бы самые примитивные представления о христианском мифе: что «Путь паломника» — многосоставная аллегория, в которой каждое событие обозначает определенное состояние души осененного благодатью человека, взыскующего Града Небесного, что побег баньяновского Христианина из дома, например, означает отказ от греховных обычаев «поврежденного света», а его победа над страшным драконом Аполлионом и великаном Отчаянием — есть преодоление искушений, что каждый персонаж книги, каждый пункт ее условнофантастического пространства (Гора Затруднений, Болото Неверия, Долина Сени Смертной, Город Суеты со своей Ярмаркой и т. п.) прямо соотносятся с пуританской картиной мира.
Но почему же тогда религиознодидактическая книга, написанная суровым пуританином XVII в., просидевшим двенадцать лет в тюрьме за свои убеждения, написанная с четкой и определенной целью служить иллюстрацией кальвинистской доктрины, все-таки показалась интересной даже самому неподготовленному читателю? Почему ей было суждено пережить свой век и увидеть свет на 108 языках? Почему такие далекие от пуританизма английские писатели, как Р. Л. Стивенсон и Г. Честертон, издавали ее со своими восторженными предисловиями, Бернард Шоу — ставил выше трагедий Шекспира, а многочисленные подражатели выпускали все новые и новые «Пути» и «Паломничества», среди которых были «Путь паломника-индуса» и «Паломник-дитя»?
Дело, видимо, в том, что Баньян, простой медник из провинциального поселка Элстоу, за всю жизнь не прочитавший ничего, кроме Библии и нескольких духовных книг, оказался талантливейшим писателем, создавшим шедевр популярной литературы, для восприятия которой не требуется искушенности. По свежести и точности языка, меткости юмора, по наивной целостности миропонимания «Путь паломника» можно сравнить только с фольклором. Если у великого современника Баньяна Джона Мильтона в «Потерянном рае» пуританская доктрина проникнута духом европейской учености и поэтической традиции, то Баньян предельно упростил ее, превратил в доступное каждому учение о нравственном совершенствовании, соединил с низшими, любимыми народом повествовательными формами. Его «Путь паломника» — это пуританская «Божественная комедия» (где, кстати, есть прямые параллели с неизвестным английскому меднику Данте), переведенная на язык волшебной сказки и рыцарского романа; это «Одиссея», рассказанная простолюдином Нового Времени. Как заметил еще доктор Джонсон, «великое достоинство книги состоит в том, что самые образованные люди не могут обойти ее похвалами, а дети — отыскать более занимательное чтение». Другими словами, сила «Пути паломника» — в гениальной простоте, которая находит отклик в глубинных слоях человеческого сознания, в той простоте, которой обладают все бессмертные сказки, легенды, притчи.
Баньян, наверное, сам не ожидал успеха, который имела его книга. Первая часть «Пути паломника» (1678), заканчивающаяся благополучным прибытием героя в Небесный Град, только за шесть лет выдержала девять изданий. В 1684 г. Баньян публикует продолжение книги, в которой описано аллегорическое странствие жены и детей Христианина по уже знакомому читателю маршруту, и с тех пор «Путь паломника» обычно издается в двух частях. Число изданий давно перевалило за тысячу. Как писал Т. Б. Маколей, «в Шотландии и в некоторых колониях «Пилигрим» был даже более популярен, нежели на родине. Баньян рассказывает с очень позволительным тщеславием, что в Новой Англии вымысел его был предметом ежедневных разговоров тысяч людей и признан был достойным явиться в великолепнейшем переплете» (Отечественные записки, 1859, т. 116, № 1—2, с. 129). В 1682 г. выходит голландский перевод книги, в 1685-м — фламандский, в 1699-м — немецкий, в 1728-м — польский, в 1743-м — шведский, в 1773-м — французский.
Однако, по точному наблюдению того же Маколея, «хотя слава Баньяна, как при жизни его, так и в течение столетия после смерти, была велика, но она ограничивалась почти только благочестивыми семействами среднего и низшего классов. Весьма редко в течение этого времени упоминал о нем с уважением какой-нибудь знаменитый писатель. …Замечательно важное обстоятельство, что до настоящего времени все многочисленные издания «Пилигрима» очевидно назначались для хижин и лакейских. Бумага, печать, гравюры — все было самое посредственное. Вообще, когда образованное меньшинство расходится с большинством народной массы во мнении о достоинстве какой-нибудь книги, меньшинство всегда одерживает решительную победу. «Путешествие пилигрима», быть может, единственная книга, в мнении о которой образованное меньшинство, по прошествии столетия, перешло на сторону необразованного большинства». Только с наступлением эпохи романтизма «образованное меньшинство», отказавшись от презрительного отношения к сказкам, преданиям и прочим формам «низкого» вымысла, смогло принять «Путь паломника» как достойного предтечу современного романа.
Первый русский перевод «Пути паломника» был опубликован в 1782 г. в Москве под названием: «Любопытное и достопамятное путешествие Христианина к вечности через многие приключения с разными странствующими лицами правым путем, где различно изобразуются разные состояния, успехи, и ща-стливый конец души Христианина к Богу стремящегося, Сочиненное на аглинском языке Иоанном Бюни-аном. А переведено с французского языка». Сравнение с французским источником показывает, что его автором был весьма опытный и умелый для того времени литератор. Имя его, к сожалению, пока остается неизвестным.
В середине 80-х гг. «Путем паломника» и другими сочинениями Джона Баньяна заинтересовались московские мартинисты во главе с Новиковым. Им была близка как баньяновская идея нравственного совершенствования и самопознания, так и аллегоричность ее изложения. В 1886 г. Типографическая компания Новикова переиздает обе части «Пути паломника» с некоторыми исправлениями, сделанными по немецкому переводу, а спустя несколько месяцев выпускает в свет четырехтомное собрание сочинений Баньяна, первые две книги которого занимает то же самое «Путешествие Христианина и Христианки с детьми к блаженной вечности.:.». Можно предположить, что к этому изданию были причастны переводчики из ближайшего окружения Новикова доподлинно установлено, во всяком случае, что третью часть «Сочинений Иоанна Бюниана» представил в московскую духовную цензуру постоянный сотрудник Типографической компании и активный масон Д. И. Дмитревский, а четвертую — молодой H. М. Карамзин.
Новиковское издание «Пути паломника» разделило печальную судьбу большинства других нравственно-религиозных книг, выпущенных кружком мартинистов. Осенью 1787 г. по указу Екатерины II и распоряжению митрополита Платона из московских книжных лавок было изъято 313 книг, и среди них — 96 экз. «Пути паломника» 1886 г. и 395 экз. «Сочинений». А еще через пять лет, во время обысков в связи с арестом Новикова, у вольных книгопродавцев конфисковали последние несколько десятков утаенных книг Баньяна.
Лишь в 1819 г., когда московская типография Семена Селивановского переиздает «Сочинения Иоанна Бюниана» в четырех частях, русские читатели снова получили возможность познакомиться с «Путем паломника». Именно это издание имелось в библиотеке А. С. Пушкина, и, судя по прямым совпадениям, именно им (а не оригиналом, как обычно считается) Пушкин пользовался, когда писал своего «Странника» (1835) — вольное переложейие первых страниц «Пути паломника». Благодаря «Страннику» — одному из самых загадочных и мало исследованных стихотворений Пушкина — судьба книги Баньяна переплелась с судьбами русской культуры: побег баньяновского Христианина из Города Повреждения сливается с постоянным для позднего Пушкина мотивом бегства и с дантовыми реминисценциями, аллегорический рассказ-сновидение от третьего лица становится материалом для лирической исповеди, насыщенной автоцитатами и биографическими аллюзиями. И вместе с тем Пушкину удается сохранить религиозную напряженность оригинала, его национальный и конфессиональный колорит. Не случайно, конечно, о «Страннике» и Баньяне вспомнил Достоевский, когда ему понадобился убедительный пример пушкинской «всемирной отзывчивости». «В грустной и восторженной музыке этих стихов,— сказал он в своей речи о Пушкине,— чувствуется самая душа северного протестантизма, английского ересиарха, безбрежного мистика, с его тупым, мрачным и непреоборимым стремлением и со всем безудержем мистического мечтания. Читая эти странные стихи, вам как бы слышится дух веков Реформации, вам понятен становится этот воинственный огонь начинавшегося протестантизма, понятна становится, наконец, самая история, и не мыслью только, а как будто вы сами там были, прошли мимо вооруженного стана сектантов, пели с ними их гимны, плакали с ними в их мистических восторгах и веровали с ними в то, во что они поверили».
Очевидные неточности и преувеличения в суждениях о Баньяне и его времени выдают лишь поверхностное знакомство Достоевского с источником пушкинского стихотворения, хотя в его библиотеке хранилось новейшее издание «Пути паломника» (Путешествие пилигрима в небесную страну и Духовная война. Спб., 1878). Вероятнее всего, эту книгу Достоевский получил в дар от переводчицы — дочери Дениса Давыдова, устроительницы первого в России ночлежного приюта для бедных, Ю. Д. Засецкой, в доме которой он бывал. Перевод Засецкой, несколько раз переиздававшийся, не отличался ни точностью, ни особыми художественными достоинствами, и даже явно благожелательно настроенный рецензент «Церковнообщественного вестника» обнаруживал в нем «недостатки, составляющие как бы отличительные, типические черты еще малоопытной дамской руки» (1878, № 40, с. 5). Пожалуй, еще менее удачен последний перевод «Пути паломника» (1903). Эта, по выражению критика из «Нового журнала иностранной литературы, искусства и науки» (1903, № 7, с. 85—88), «живучая книга» до сих пор ожидает хорошего русского перевода. Долгая и интересная судьба «Пути паломника» в русской культуре дает основания надеяться, что когда-нибудь Джон Баньян заговорит с нами таким же простым, ясным, сочным, озорным языком, каким он вот уже триста лет говорит со своими соотечественниками.
А. Долинин
* В русской литературе используется написание фамилии писателя, как Джон Баньян или Джон Беньян.
Памятные книжные даты. М., 1984.
ПОДЕЛИТЕСЬ ЗАПИСЬЮ