13-го января исполняется 125 лет советскому актеру Василию Васильевичу Ванину (1898-1951). Замечательному актеру посвящен наш небольшой очерк.
Четверть века, с 1924 по 1949 год, народный артист СССР Василий Васильевич Ванин проработал в Театре им. Моссовета. В этот театр (тогда он назывался Театром МГСПС) он пришел, имея солидный опыт характерного комического актера, приобретенный на сценах Тамбова, Рязани, Петрограда. Но именно здесь, в молодом коллективе, руководимом Е. О. Любимовым-Ланским, произошло его подлинное творческое рождение. Ванину суждено было стать одним из первых актеров, воплотивших на сцене образы людей новой, революционной действительности. Среди них: Братишка—матрос Ви-ленчук в легендарном спектакле «Шторм», старый шахтер Пацюк («Голос недр» Билль-Белоцерковского), народный полководец Чапаев (по повести Фурманова).
Острый сатирический дар Ванина с особой силой проявился в ролях Прохора Храпова («Васса Железнова»), Фаюнина («Нашествие»), Расплюева («Свадьба Кречинского»).
В 1950—1951 годах Ванин возглавлял Московский театр им. Пушкина.
Многие поколения зрителей хорошо знают Ванина-киноактера (Матвеев—«Ленин в Октябре» и «Ленин в 1918 году», Ефим Соколов— «Член правительства». Кочет — «Секретарь райкома» и др.).
Василий Ванин о работе над ролью Виленчука (Братишки) в спектакле Театра им. МГСПС „Шторм» (1925)
…Помню, как, читая роль Виленчука, я ловил себя на мысли, что мне все до мелочей знакомо в этом человеке, таком цельном, таком энергичном, таком сердечном. Немногие сохранили в памяти фамилию Виленчука, зато многие знают Братишку. С самого начала я чувствовал, что это слово должно к нему «пристать». Уж очень мало у этого человека было внимания к себе и очень страстным, очень горячим было его внимание к другим. Судьба каждого человека, которого Виленчук считал «своим», сливалась в его понимании- с судьбой молодого Советского государства. И себя он вполне заслуженно считал частью этого государства, каплей его крови.
Я знавал немало таких людей и горячо их любил.
Вообще никогда я не играл ни одной роли «умозрительно», никогда не основывался только на тех данных, которые может дать текст пьесы, книга, портрет, размышление, наконец. Мне всегда нужно знать человека, которого я играю. Не похожего человека, не такого, как этот, а именно этого, того самого, которого играю. Это не значит, конечно, что я копирую образ с некоего реального оригинала. Таких оригиналов должно быть множество. Но их главные, виденные мной, знакомые мне, прочувствованные черты должны слиться в моем воображении в один цельный и живой образ — только тогда роль может быть сыграна удачно.
В. Ванин — Виленчук. Шторм
Так и Братишка мой родился из многих и многих отстоявшихся, ярких впечатлений гражданской войны. Трудность этой роли заключалась в том, что у нее не было никакой сценической истории. Она вся была из жизни, ничего в ней не было от театра, от традиции, от актерского опыта. Легкость ее заключалась для меня в том, что этот человек очень был близок мне, дорог, очень был мной любим. И еще — я знал, что его появления ждали. Я знал, что сотни и тысячи зрителей будут рады, если я, актер, сумею правдиво, честно показать им их собственный прекрасный облик.
Роль Виленчука была для меня очень большой школой. Я сразу почувствовал, что здесь внешней характерностью не возьмешь, что нужно попросту зажить на сцене жизнью Виленчука, чувствовать его сердцем, смотреть его глазами. У Братишки — костыль, деревянная нога. Но я старался ходить так, чтобы зрители этого не замечали. Ведь Виленчук-то, наверняка, не бравирует своим горем. Он — оптимист до глубины души, ибо он — плоть от плоти и кровь от крови свободного мира. Он — целен и прост, ибо он весь охвачен сознанием непобедимости той идеи, за которую сражается. В нем очень много хорошего, доброго юмора, который так и просится наружу, когда Виленчук говорит с друзьями, со «своими». А человека чужого, неискреннего он каким-то нутром чувствует, и тогда юмор сразу сменяется острой, гневной иронией. Таков он, Братишка, герой революции и гражданской войны, цельный, сильный, прямой и решительный человек. . . Таким я и хотел его сыграть…
Вера Марецкая о Василии Ванине
Ванин был художник неистовый! Это темпераментное, горячее слово очень подходит для определения его дарования. Не часто встречается даже у выдающихся мастеров сцены та творческая активность, которая переполняла этого коренастого, без особых примет человека, в жизни казавшегося иногда даже флегматичным, безразличным к вопросам искусства. Это кажущееся равнодушие к собственной профессии шло, может быть, от склонности Василия Васильевича прятать от досужего глаза свое сокровенное, главное.
Помню, на одном из спектаклей «Свадьбы Кречинского» я зашла к нему в гримерную непосредственно после сцены избиения Расплюева Кречинским. Ванин сидел, тяжело переводя дыхание, бледный под гримом, с крупными каплями пота на лице. И не мудрено: сложнейшие мизансцены, которые он сам как режиссер придумал для Расплюева в этой сцене, требовали прежде всего могучего здоровья и, кстати сказать, отнюдь не все были обязательны. На мой упрек, что он слишком уж не щадит себя, Ванин что-то пробурчал в ответ вроде того, что: «Да, да, конечно, права. .. Действительно, к чему все это?. .» И, разумеется, ничего не менял в своей игре…
…Ванин бесконечно любил жизнь, и правда жизни для него была законом искусства. Некоторые считали, что Ванин чересчур уж прост, что искусство его граничит с натурализмом. Это неправда. Он никогда не подражал жизни бессмысленно: каждое его предложение исходило не из желания только рассмешить зрителя или порадовать его характерной жизненной черточкой, но всегда несло глубокую идейную нагрузку, иногда тщательно спрятанную.
Искусство Ванина необыкновенно национально — он русский до мозга костей. Был у меня случай, когда я после «Ленина в 1918 году», снимая картину «Мечта», вздумал попробовать Ванина на роль пана Комаровского, обедневшего «гонористого» польского бульвардье.
Ванин превосходно исполнил все заданные этюды и ужасно хотел сыграть эту роль. Но это было решительно невозможно: никто не поверил бы, что он поляк. Что бы ни делал Ванин, он оставался русским. Василий Васильевич даже обиделся на меня, когда я сказал ему, что он не может играть эту роль. А между тем это свойство оставаться русским во всем было одним из драгоценнейших актерских свойств Василия Васильевича Ванина.
Но Ванин был не только подлинно национальным актером, он был еще и народным актером. Я не знаю другого, кто бы так оправдывал звание народного артиста. Он был народным и потому, что сам происходил из гущи простого народа, и потому, что понимал его, и потому, что народ видел в нем «своего», любил его и понимал до конца.
Простота Ванина — это не примитив, это его народный характер. Его добродушное лукавство — это народное свойство. В каждой своей работе Ванин как бы разговаривал с народом и помимо заданных сценарием или пьесой реплик устанавливал со зрителем какое-то свое особое общение, какой-то особый интимный обмен мыслями.
Какую бы роль ни играл Ванин, зритель мгновенно узнавал родные, близкие черты, и поэтому с первого же появления Ванин завоевывал горячую любовь зрителя. Он бы не мог этого добиться, если бы не был до глубины души советским человеком, настоящим коммунистом.
«Василий Васильевич Ванин». М., 1955.
Л. Жукова. В. В. Ванин. М., 1952.
Михаил Ромм. Беседы о кино. М., 1964.
Театральный календарь на 1973 год. Л., 1972.
Данный материал является некоммерческим и создан в информационных, научно-популярных и учебных целях
NASHTEATR.com – культурно-просветительское издание о культуре, театре, кино, истории. Наше издание рассказывает и о Московском Новом драматическом театре и истории Нового театра. Наше издание рассказывает о разных аспектах деятельности и жизни театров России и мира, истории театра.
О новом театре, об артистах и режиссерах, чьи жизни были связаны с Новым, не так много информации. Если вы хотите поделиться всем связанным с Московским Новым драматическим театром (афиши, фотографии, видео, аудио, воспоминания, программки) — не стесняйтесь, пишите на наш емейл. Приходиться все собирать по крупицам, находить иногда случайно. Любая помощь, любые материалы приветствуются.
