150 лет со дня рождения немецкого актера Пауля Вегенера

11 декабря исполняется 150 лет со дня рождения (1874) Пауля Вегенера, немецкого актера (умер в 1948 году).

 

В жизни и творчестве Вегенера отразилась целая эпоха в истории немецкого театра XX века. После десятилетней работы на провинциальной сцене, Вегенер с 1906 года становится актером руководимого М. Рейнхардтом Немецкого театра в Берлине, гастролирует по Европе и Америке, играет в «Шиллер-театре», а в послевоенные годы активно участвует в создании нового, демократического немецкого искусства. Начав как блестящий актер экспрессионистского театра, Вегенер обогатил экспрессионистский стиль игры глубокой психологической разработкой характера. Герой Вегенера — личность потаенных трагических страстей и трезвого ума. Таким был его Франц Моор («Коварство и любовь» Шиллера, 1908), Мефистофель («Фауст» Гете, 1909), Олоферн («Юдифь» Гофмансталя, 1910), Яго (1910), Отелло (1913), Макбет (1916).

В послевоенные годы крупнейшими созданиями актера стали Натан («Натан Мудрый» Лессинга) и Полежаев («Беспокойная старость» Рахманова ).

Значительную роль сыграл Вегенер и в развитии немецкого кино, где выступал в качестве актера, режиссера и сценариста.

Правительство ГДР посмертно удостоило Вегенера звания лауреата Национальной премии.

…Тогда, в 1921 году, он был известен по фильму «Голем». На сцене непритязательного «Резиденцтеатра» он играл капитана Эдгара в «Пляске смерти» Стриндберга; он не устарел, не стал менее великим, хотя роли, выразившие его подлинное значение, оставались позади, в 1918 году — апоплексический отец в драме Вальтера Хазенклевера «Сын», безумный отец в «Нищем» Райнхарда Зорге, пятый матрос в «Морской битве» Райнхарда Гёринга. Он продолжал быть сегодняшним актером — завтрашним — актером будущего, и я, драматург, которого пока никто не ставил, знал, что пойду только и именно к этому человеку.

Вегенер жил тогда в районе небольших вилл, неподалеку от Потсдамской площади. Маленький домик в стиле девяностых годов; прихожая и гостиная, убранные на манер азиатских жилищ, как бы подготавливали к монгольским чертам лица хозяина дома. Сам он —большой, массивный, с лицом, обтянутым блестящей кожей, не тщеславен, но предпочитает первым произвести впечатление на собеседника. А я, его собеседник, хочу, чтобы этот могучий монгольский князь прочел тоненькую книжицу — мою пьесу. Так начался разговор.

…Вегенер противился только одному — не хотел, чтобы его считали экспрессионистом: «Переживание — вот что мне нужно!» Я пробормотал что-то о тех самых трех пьесах, которые прославили его именно как актера-экспрессиониста и предположил, что в экспрессионизме кроется нечто гораздо большее, чем формальные шаблоны. Но он возразил, что играл Хазенклевера, которого любил как человека и как писателя, а экспрессионизм тут ни при чем; о Зорге и Гёринге он промолчал.

…Он явно принадлежал к тем людям, которые в экспрессионизме любили все, кроме его названия.

Потом я время от времени видел его на сцене, начиная с роли капитана Эдгара — роли, в которой, несмотря на странность этого образа, его отличала, по словам моего соотечественника Вилли Хандля, «нервность высококультурного человека» — и до празднования его 65-летия в «Шиллер-театре» в 1939 году. Так называемое «правительство райха» превратило сцену в цветущий сад, министр Функ в окружении геббельсовских паладинов нервно ковылял по ней, чтобы передать юбиляру поздравления тех преступников, которые губили родину Вегенера и министра Функа. Но Вегенер не хотел выходить на сцену, несмотря на бурные уговоры за кулисами, а когда, наконец, нехотя появился, то едва смотрел сверху вниз на низенького Функа, почтительно приветствовавшего его. После он сказал Функу за кулисами: «…свое мировоззрение я завоевал себе с годами, вы не можете требовать от меня, чтобы я сменил его на ваше».

Вегенер верил в тезис Шопенгауэра: «Актер должен быть… совершенным экземпляром человеческой натуры». Он был собратом по духу Станиславского, пытавшимся физически воплощать не только чувства, но и мысли. Меня восхищала в нем зримая мощь интеллекта; ничто другое не казалось мне в то время большим чудом экспрессионизма.

Он был еще и одаренным литератором, описавшим свою жизнь целиком — в наброске, а частично — в книге «Фламандский дневник. 1914». Он родился в семье земледельца, рисовальщика и живописца. В молодости еще не установившиеся интересы: поэзия, юриспруденция, тайком — занятия актерским мастерством; в 1895 году — первый ангажемент в Ростоке на характерные роли. Затем последовали ангажементы в Кобленце, Бромберге, Любеке, Аахене — скудные гонорары, меблированные комнаты; после — ужасающий провал в Берлине. А уж потом — театры Магдебурга и Висбадена и постепенный подъем. Три года он работал в Гамбурге — первый исполнитель характерных ролей. Здесь он сыграл Актера в горьковском «На дне», здесь его открыл Рейнхардт… Авторами Вегенера стали Гоголь, Шоу, Стриндберг, Ведекинд. Властный взгляд, голос, сильный звук которого таит угрозу даже в спокойствии — таким Вегенер выходит в первые ряды немецкого театра.

Когда появляются новые пьесы, только один актер может обычно стать их исполнителем, т. е. подлинным выразителем. Вегенер — тот, кто сделал Зорге, Гёринга и Хазенклевера большими писателями. Сам переживший войну, он показал нам, что война делает с человеком, как она ожесточает его, выбрасывая из колеи. Зигфрид Якобзон назвал его тогда: «Явление природы, смягченное интеллектом». Но должен ли интеллект непременно смягчать? Он может ведь и повышать, укреплять, усиливать. Когда Вегенер понял это, он стал актером-экспрессионистом. Другим же, ставшим таковыми после, оставалось только поучиться у него.

Кино отнимало много времени. Но когда время находилось, Пауль Вегенер всегда отдавал его молодым, ищущим, новым. Ни одна «звезда» не была настолько не звездой, как он. Вегенер играл заглавную роль в «Патриоте» Альфреда Ноймана, Распутина у Пискатора… Зрелый, умный, беззаветно преданный прогрессу — таким застало его воцарение варварства.

Он был слишком горд и своеволен, чтобы бежать от какого-то Гитлера или Геббельса. А они знали, что он — враг. И боялись этого врага. Он был последним из тех великих, кто еще представлял собою героическую эпоху театра Германии. Они нуждались в нем, чтобы им злоупотреблять. Он этого не позволял. Когда объявляли о предстоящем посещении театра Геббельсом, Вегенер сказывался больным. Он никогда не появлялся на пышных приемах в рейхсканцелярии Третьей империи.

Когда в конце апреля 1945 года в доме Вегенера появились офицеры советской освободительной армии, они сразу узнали актера, которого ценили в Советском Союзе. Они выдали ему охранный документ, висевший на дверях дома: «Здесь живет Пауль Вегенер, великий актер, любимый и почитаемый во всем мире!»

Вскоре после освобождения Вегенер становится центром притяжения для деятелей театра, переживших потоп в гигантском городе развалин — Берлине…

Благодаря инициативе Вегенера. .. было заложено и создано невероятное, непостижимое. Не прошло и трех недель, как 27 мая 1945 года дал свое первое представление «Шиллер-театр», разместившийся на сцене «Ренессанс-театра». Затем, 26 июня прошла премьера шиллеровского «Паразита» в Немецком театре, и, наконец, 7 сентября 1945 года состоялось торжественное открытие богатой традициями сцены на Шуманштрассе под названием «Немецкий театр имени Макса Рейнхардта».

В «Натане Мудром» Лессинга Пауль Вегенер открыл тогда новую эпоху немецкого театра, эпоху ответственности, политической сознательности. В его Натане крылся зародыш тех ролей, которые Вегенеру суждено было еще сыграть в отмеренный ему судьбой краткий отрезок времени. Как раз тут определилось значение пути, пройденного им. В начале этого актерского пути Альфред Полгар писал о роли Отца в «Сыне» Хазенклевера: «Его слова — непреодолимая стена, его взгляды — колючая проволока». А о его Натане критик Пауль Виглер сказал: «Весь его облик — это поле битвы страстей. .. Но он не плаксив, он весел и немного хитер, лукавый мудрец. .. . восточный сказочник, кроткий и снисходительный». Буря аплодисментов относилась не только к миссии Лессинга, которая двенадцать лет была в опале, но и к успеху выдающегося актера.

Он сыграл еще Полония в «Гамлете», гауптмановского «Коллегу Крамптона», профессора Полежаева в «Беспокойной старости» Рахманова. Слабело сердце, вынуждая его месяцами не работать. 11 июля 1948 года он играл Натана на сцене Немецкого театра. Но уже после первой сцены пришлось опустить занавес: Вегенер не мог играть. Это было его концом, хотя сердце продолжало биться еще в течение двух месяцев. Как многие великие актеры, он умер на посту. Когда он начинал, кончалась эпоха; когда он умер, началась другая. … Он всегда был против того, чтобы его как-то классифицировали, куда-то зачисляли (я снова вспоминаю свой первый разговор с ним), но сама его смерть зачислила Вегенера в ряды борцов. . .

Из кн.: Arnold Bronnen. Begegnungen mit Schauspielert. Berlin, 1967.

Театральный календарь на 1974 год. М., 1973. 

Данный материал является некоммерческим и создан в информационных, научно-популярных и учебных целях

ПОДЕЛИТЕСЬ ЗАПИСЬЮ

---