125 лет со дня рождения советского артиста эстрады Дмитрия Журавлева

24 октября 2025 года исполняется 125 лет со дня рождения Дмитрия Николаевича Журавлева (1900 — 1991), советского артиста эстрады.

 

Известный советский чтец, народный артист РСФСР Д. Н. Журавлев начинал свой творческий путь в Театре им. Вахтангова, где с 1927 по 1936 год работал в качестве актера. Здесь он сыграл Альтоума («Принцесса Турандот» Гоцци), Дудина («Барсуки» Леонова), Миллера («Коварство и любовь» Шиллера), Жува («Интервенция» Славина) и др.
В 1931 году состоялось первое крупное выступление Д. Н. Журавлева на эстраде, а с 1937 года он целиком посвящает себя концертной деятельности.

Особое место в чтецких программах Д. Н. Журавлева занимает А. С. Пушкин («Египетские ночи», «Медный всадник», «Пиковая дама», «Моцарт и Сальери», стихотворения). В репертуар Д. Н. Журавлева, блестящею мастера художественного слова, входят также произведения Маяковского, Блока, Чехова, Горького, Бабеля, Мопассана и др.

О том, как Журавлев читает Чехова, немало написано, но будет написано еще больше. «Никто, пожалуй, не умеет передавать произведения Антона Павловича так, как Дмитрий Николаевич. Он читает их удивительно, именно по-чеховски»,— говорила Мария Павловна Чехова. Однажды я слушал запись «Дамы с собачкой» в чтении О. Л. Книппер-Чеховой. Прослушав ее, я тут же поставил пластинку Дмитрия Николаевича. Оба больших артиста видят чеховское создание по-своему, но вот что особенно интересно: Ольга Леонардовна читает рассказ изумительно, но именно читает, а Дмитрий Николаевич — рассказывает. За ним не чувствуется книжки.

… У Журавлева-рассказчика есть свои драматургические приемы. Он ведет нас по событиям своего рассказа так, что мы забываем, знали ли мы раньше этот текст, этот сюжет: артист и сам удивляется каждому событию, как ребенок. Послушаем в его исполнении «Даму с собачкой», произведение труднейшее из труднейших, требующее от воплотителя особого мастерства, особого вкуса, особой деликатности, особой чеховской интонации.

«Дома в Москве уже все было по-зимнему…» Как заставить нас поверить, что Гуров забыл об Анне Сергеевне, как бы вычеркнул этот эпизод из своей жизни? Чтец—совершенно неожиданно — достигает этого лирическим приемом. «Когда идет первый снег, в первый день езды на санях, приятно видеть, белую землю, белые крыши, — произносит он с осторожностью, будто боится спугнуть очарование,— дышится мягко, славно»,— стаккатирует он, и «туше» его становится еще более изысканным, и в то же время в подтексте звучит «откуда это?» — «и в это время вспоминаются юные годы». Далее рассказчик материализует эти ощущения: «Гуров был москвич, вернулся он в Москву в хороший морозный день.. .» — далее повествование еще более заземляется, но остается светлым, как белая земля, — «когда… прошелся по Петровке… недавняя поездка и места, в которых он был, утеряли для него все очарование». Вслед за автором исполнитель деликатно приносит сюда и юмористическую интонацию: «Уже с жадностью прочитывал по три газеты в день и говорил, что не читает московских газет из принципа».— Но Журавлев не осуждает Гурова — тут дело обстоит тоньше.

Однако всего за несколько сценических мгновений мы вместе с Гуровым совершенно, кажется, забыли об Анне Сергеевне. И тем неотступнее, четче предстает нам ее видение: «Анна Сергеевна не снилась ему, а шла за ним всюду. ..» И далее все (все, то есть будни) пронизывается Анной Сергеевной. «Он долго ходил по комнате, и вспоминал, и улыбался.. .» Это говорится легко, как легко ступает Гуров. Мне чудится, что его уже несколько раз окликнули, но он не слышит. «И уже томило сильное желание поделиться с кем-нибудь своими воспоминаниями. Но дома нельзя было говорить о своей любви, а вне дома — не с кем».— Благодаря интонации рассказчика все вокруг становится свинцовобездарным.

Далее—типично чеховский, как бы ничтожный эпизод с чиновником. «Если бы вы знали, с какой очаровательной женщиной я познакомился в Ялте!» — в голосе Гурова я слышу неуверенность, болезненную зависимость, как всегда, когда человек доверяет свое сокровенное случайному собеседнику. Дальше — все холодно и чисто информационно: «Чиновник Сел в сани и поехал, но вдруг обернулся и окликнул…»—тут и скрип полозьев, и ночь, и значительное уже расстояние: «Дмитрий Дмитрич!— Что?» — в голосе Гурова нерв, торопливость, надежда — «А давеча вы были правы: осетрина-то с душком!» — И Журавлев — Гуров взрывается. Но это делается не внешне, а с предельной сдержанностью, с волевым усилием над собой. Возмущение, как приближающаяся гроза, постепенно накатывает на все существо человека — «Неистовая игра в карты, обжорство, пьянство, постоянные разговоры все об одном». — Ни на одном слоге Журавлев не позволяет себе дойти до крика, как не позволил бы себе этого Гуров, но душа его колотится с неистовой силой, — «и уйти и бежать нельзя, точно сидишь в сумасшедшем доме. . .»

Решение — самое, должно быть, трудное для нелегкого на подъем Гурова — приходит само собой, словно выздоровление: «…собрался в дорогу и сказал жене, что уезжает в Петербург хлопотать за одного молодого человека. . .» — далее так же просто, безо всякой внешней экспрессии, но внутренне предельно реактивно: «… и уехал в С. Зачем?» —

Это молниеносное синкопическое «Зачем?», может быть, и сообщает такую реактивность предыдущему. . .

Из ст.: Юрий Мочалов. О Журавлеве. — «Театр», 1970, № 7.

 

Лит.: Д. Журавлев. Об искусстве чтеца. — В кн.: Об искусстве чтеца. М., 1960;

Н. Ю. Верховский. Дмитрий Николаевич Журавлев. М., 1951;

Б. Львов-Анохин. Все краски спектра. — «Литературная Россия», 1965, № 51;

Е. Дубнова. «. . .На побережье стиха». — «Театр», 1970, № 9;

Г. Литинский. Нужен ли чтецу режиссер? (Беседа с Д. Н. Журавлевым). — «Театр», 1972, №11.

Театральный календарь на 1975 год. М., 1974. 

Данный материал является некоммерческим и создан в информационных, научно-популярных и учебных целях. Указанный материал носит справочно-информационный характер.

ПОДЕЛИТЕСЬ ЗАПИСЬЮ

---