120 лет со дня рождения советского поэта Леонида Мартынова

9(22) мая 1905 года в Омске родился советский поэт и журналист Леонид Мартынов (1905-1980)

 

Первая публикация Л. Мартынова — стихотворение «Цирк» в городской газете г. Омска «Рабочий путь» в 1922 г. Но сам Л. Мартынов считал, что его подлинный поэтический дебют состоялся в журнале «Искусство» (Омск, 1922, № 2) — 3 стихотворения под общим названием «Мулен Руж».

В 1923 г. семнадцатилетний Л. Мартынов начинает печататься в «Сибирских огнях» и становится постоянным автором не только в качестве поэта, но и публициста. Позднее его очерки, собранные в книгу «Грубый корм», вышли в столичном издательстве (1930 г.). До Великой Отечественной войны всесоюзный читатель мог познакомиться и с Л. Мартыновым— автором исторических поэм («Поэмы». М., 1940 г.). В 1945 г. в Москве вышел сборник стихов «Лукоморье».

К 1955 году Леонид Мартынов — работающий в поэзии уже более 30 лет! — был известен сравнительно узкому кругу читателей. В «Антологии советской поэзии (1947 г.) имя Мартынова даже не упоминается. Лишь люди, наделенные исключительной художественной интуицией (как Н. Асеев), предвидели, что Л. Мартынов вырастет в крупного и самобытного поэта современности.

Всесоюзная — громкая — известность Леонида Мартынова началась с небольшой книжечки (скромно оформленной, без предисловия и послесловия), изданной «Молодой гвардией» в 1955 г. О Леониде Мартынове сразу заговорили и критики (более 20-ти откликов в СССР и за рубежом) и читатели. Через год потребовалось новое издание почти утроенным тиражом.

«Впервые, как и многие мои сверстники, я открыл для себя Мартынова в конце 1955 года, когда вышла молодогвардейская книжка в зеленой обложке. Книжка эта тогда произвела огромное впечатление: явился поэт, который точно выразил чувства, владевшие многими… почти все стихи до сих пор помню наизусть»,— писал Е. Сидоров спустя почти 20 лет, уже не юношей, но профессиональным критиком, рассуждая о причинах столь редкостного успеха: — на пересечении двух координат—потребности общественного сознания и … творчества (Л. Мартынова — Л. П.) — и вспыхнул феномен этой маленькой книжки». Предельно обобщенная, почти силлогическая форма мартыновских стихов оставляла читателю максимальную свободу «додумывания»:

И вскользь мне бросила змея:
«У каждого судьба своя!»
Но я-то знал, что так нельзя —
Жить, извиваясь и скользя

— это мартыновское «рубаи» было у всех на устах и каждый — в соответствии со своей судьбой — понимал его по-своему.

Это интересно:   90 лет со дня выхода в свет "Истории одного города" Михаила Салтыкова-Щедрина с автолитографиями художника Александра Самохвалова

«… отношения Мартынова с читателями диалогичны, это отношения людей, очень многое друг о друге знающих и не требующих посему полной договариваемости, ибо между ними есть молчаливая договоренность, сговор, что ли…», справедливо замечает критик Н. Иванова.

В стихах 1955 г., впрочем, как и во всех последующих (а отчасти и предыдущих), Л. Мартынов обращался к своему читателю, способному схватить и развернутую метафору и непростую символику, умеющему услышать ритм там, где нечуткое ухо слышит лишь какофонию.

Для тех же, кто мыслил принципиально иначе или не допускал никаких отклонений от русского классического стихосложения, поэзия Л. Мартынова была «загадочной», «затемненной» — это терминология критиков, более менее доброжелательно относящихся к Л. Мартынову; те же, кто вовсе не принимали его поэзию, пользовались выражениями «мнимо многозначительность», «бенедиктовщина», «словесные выкрутасы».

Долгое молчание Л. Мартынова— зрелый, своеобразный поэт в течение 10-ти лет печатал только переводы — объяснялось как раз тем, что критика несправедливо резко осудила Лукоморский цикл за «вневременность и аполитичность».

В 1956 г. альманах «День поэзии» (1-й выпуск) познакомил массового читателя и с биографией Л. Мартынова. «Во имя правды жизни, во имя правды искусства поэт согласен на любую долю»,— писал критик Б. Рунин. Доверие к личности автора (столь необходимое для диалога с читателем) в немалой степени содействовало не только поэтическому, но и нравственному авторитету творца «Лукоморья».

В 60—70-е гг. стихи из «Лукоморья» перепечатывались почти в каждой книге Л. Мартынова. Лукоморье— сказочная страна счастливых— стало как бы символом мартыновской поэзии («поэт Лукоморья»— излюбленный позднейшей критикой перифраз). «Напиши он только одно «Лукоморье»… он и тогда был бы поэтом высочайшей парнасской пробы»,— скажет А. Вознесенский уже после смерти Л. Мартынова.

Это интересно:   К 140-летию со дня рождения советского драматурга Владимира Билль-Белоцерковского

И. Эренбург назвал Л. Мартынова, вслед за А. Твардовским и Н. Заболоцким, в числе трех поэтов, которые представляются ему наиболее значительными явлениями современной поэзии. 75-летие Л. Мартынова (его последний прижизненный юбилей) отмечалось всеми литературными изданиями страны. Он умер на гребне славы, любимый читателями, признанный критикой.

Сборники Л. Мартынова в советское время издавались почти ежегодно и расходились мгновенно; в библиотеках не залеживались на полках. Его стихи переведены на языки народов СССР и на европейские языки. Творчеству Л. Мартынова посвящены труды крупнейших советских и зарубежных литературоведов.

Л. Поликовская

 

Памятные книжные даты. М., 1984.



Данный материал является некоммерческим и создан в информационных, научно-популярных и учебных целях. Указанный материал носит справочно-информационный характер.

ПОДЕЛИТЕСЬ ЗАПИСЬЮ