515 лет со дня смерти итальянского художника Сандро Боттичелли

17 мая 2025 года исполняется 515 лет со дня смерти итальянского живописца эпохи раннего итальянского Возрождения Сандро Боттичелли (1445-1510)

 

В годы правления Лоренцо Медичи, не напрасно прозванного Великолепным, карнавалы, любимые развлечения флорентийцев, достигают дотоле невиданной пышности. Умело срежиссированное веселье обычно охватывало весь город, но в беззаботном звучании карнавальных песен, безудержно славивших земные щедроты, иногда прорывались иные нотки — с оттенком предостережения. « Никто не знает, что будет завтра» — тревожный мотив, призывавший упиться сегодняшней радостью, принадлежал самому правителю Лоренцо, внешне казавшемуся безупречно счастливым. Еще глубже сомнение в надежности счастья отразилось в созданиях художника, не раз оформлявшего медичейские зрелища, — Сандро Боттичелли. Его обостренное понимание красоты неразрывно связано с сознанием особой ее мимолетности, беззащитности в мире.

Внешне небогатая событиями, но до предела насыщенная духовным поиском, вопросами совести и справедливости, судьба Боттичелли, подобно его непростому характеру, была переменчивой и капризной. Причуды Сандро в свое время доставили немало забот его отцу — скромному кожевнику Мариано ди Джованни Филипепи (такова настоящая фамилия Боттичелли), но именно эта отмеченная всеми биографами изменчивая «странность» художника сделала его творчество для нас воплощением всей весенней свежести раннего итальянского Возрождения — кватроченто. Обетованной землею его с полным правом считают Флоренцию — город, где Алессандро ди Мариано Филипепи родился, чтобы всецело прочувствовать и пережить тот период, когда вся Европа готовилась к ренессансному обновлению своей культуры.

Отсутствие привилегий, предоставляемых богатством и знатностью, с юности приучило Сандро во всем полагаться только на собственную энергию и дарование. «Хотя он с легкостью изучал все, что ему хотелось, — рассказывает биограф Вазари, — он тем не менее никогда не успокаивался и его не удовлетворяло никакое обучение ни чтению, ни письму, ни арифметике». Настоящею школой для « взбалмошной головы» — юного Сандро стали улицы Флоренции с их дивной архитектурой и храмы со статуями и фресками родоначальников Возрождения Донателло и Мазаччо. Не довольствуясь обучением у обаятельного, но беспорядочного фра Филиппо Липпи, он отбывает дополнительное ученичество в мастерской чуткого педагога Верроккьо, а с 1470 года работает самостоятельно и, по собственному заявлению, «когда ему вздумается».

Ищущий свободы творчества живописец обретает ее не в традиционных церковных сюжетах, а там, где, пословам биографа, его «обуревают любовь и страсть». Увлекающийся и умевший нравиться, он очень скоро находит свой идеал в образе девушки-подростка, пытливо познающей мир. В задумчивой мелодической композиции «Весны», где хрупкое очарование нового боттичеллиевского типа по-разному зазвучало в изысканных до прозрачности обликах танцующих Граций, Венеры и Флоры, художник предлагает мыслителям и правителям собственный вариант мудрого и справедливого мироустройства, где правят красота и любовь. Сплавляя воедино свои наблюдения жизни с впечатлениями античной и новой поэзии, обыгрывая неуловимые переливы чувства, в «Рождении Венеры» он заставляет всю природу — море, деревья, ветры и воздух — вторить певучим очертаниям тела и заразительным ритмам движений своей золотоволосой богини. Виртуозное владение выразительной линией, которой мастер подчиняет и формы, и краски, помогает ему пробудить к новой жизни забытое чудо древнего мифа. Благодаря мифологическому жанру итальянская живопись становится светской и, вырываясь за стены церквей, входит в жилища людей каждодневным источником наслаждения прекрасным.

Поэт Полициано и философ Фичино с увлечением сочиняли программы для новых по сюжету картин, но смелость трактовки и оригинальность характеров принадлежали исключительно самому Боттичелли. Он дал неподражаемо индивидуальный девичий облик возвышенным, но бесплотным идеям высокоученой флорентийской Платоновской академии, что впоследствии породило легенду о нем как о певце утонченной женственности. Недаром и Венерам своим, и Мадоннам своенравный художник дарит, как сестрам, одно и то же проникновенное, мыслящее, чарующе неправильное лицо.

Однако новая европейская критика 19 века с неменьшею справедливостью открыла в нем «мужественную манеру». Ведь наряду с поэзией мышление Сандро с ранних лет определяла философия, чьи глубины он постигал в дружеском общении с крупнейшими эрудитами и писателями Флоренции. С небывалым расширением самосознания в боттичеллиевских портретах, в сценах «Поклонения волхвов» недавних энергичных героев действия сменяют герои творческой мысли. Высшее достоинство разносторонне сложной и страстно мыслящей личности художник последовательно утверждает в характерах, подобных ученому св. Августину. Монументальная фреска с его изображением во флорентийской церкви Оньисанти приносит Боттичелли широкую известность, и в 1481 году папа Сикст IV вызывает его в Рим как «художника исключительного в стенописи и картинах », по определению современника. Хотя в росписях Сикстинской капеллы участвовало немало одареннейших мастеров, в том числе Перуджино и Гирландайо, именно Сандро с его своеобразным обаянием, щедростью и дипломатическим тактом определял общий характер всего ансамбля, властно подчинив полету своей фантазии самолюбивые замыслы собратьев. Покорив римских ценителей проницательностью психолога и живостью рассказчика, он возвращается во Флоренцию в апогее процветания и славы.

Но в 1486 году, как раз когда были созданы безмятежно счастливые свадебные фрески виллы Лемми, — проповеди пришлого монаха начинают тревожить умы флорентийских бедняков. Фра Джироламо Савонарола, отвергающий новую светскую культуру как соблазн и погибель души, сулит голодным хлеб, а угнетенным освобождение от мученической тирании. И в 1497 году сбываются худшие из предчувствий Сандpo. Вслед за изгнанием Медичи взамен соблазнительных карнавальных зрелищ приходит судный день «Суеты», переломивший надвое судьбы и Боттичелли, и Флоренции. Тогда на глазах фанатичной толпы, вдохновленной обличениями своего проповедника, на площади Синьории вместе с карнавальной мишурой и предметами роскоши было предано огню немало произведений искусства, так или иначе связанных с античной «языческой» тематикой. Можно предположить, что в первую очередь подвергались сожжению мифологические картины Боттичелли. В порыве самоубийственного покаяния многие художники сами бросали в костер свои вещи. В период диктатуры Савонаролы ни один из мастеров Флоренции не остался безучастным к его пламенному красноречию, кроме снисходительного к своим и чужим прегрешениям создателя «Весны».

Сознательно ставя себя вне каких бы то ни было партий, Боттичелли одновременно пишет религиозные сцены для монастырей и выполняет заказы затаившихся аристократов, родичей изгнанных Медичи, вдохновенно иллюстрируя не любимого Савонаролой великого Данте. Нет, Сандро не жег своих картин, как впоследствии приписала ему молва, но из гордости не мешал их сожжению. Однако размышления живописца о мире обретают уже откровенную горечь, разрешаясь подобием взрыва в его «Клевете», посвященной жизненной драме древнегреческого живописца Апеллеса, но всецело обращенной к трагическим конфликтам современности. Его любимой героине Истине здесь уготована роль затравленной жертвы. Зябкая фигурка ее в «Клевете» — только жалобный отблеск прежних сияющих Венер. Вздыбленная и смятенная картина — роковой рубеж, начало обращения Боттичелли к осуждающей радости, покаянной морали Савонаролы.

Но что повернуло к ней впечатлительную душу своенравного живописца? Человеческая несправедливость. Именно фра Джироламо вскоре станет жертвой предательской клеветы, а его неправедными судьями — готовые на все приятели Боттичелли. Когда 23 мая 1498 года непостоянная Флоренция сожгла своего отвергнутого пророка на той же площади, где некогда бушевали карнавалы, а совсем недавно с его благословения жгли осужденную «Суету», когда множество почитателей отшатнулось от него из разочарования или страха, Боттичелли, вопреки большинству, становится сторонником человека, уничтожившего добрую славу его искусства.

Доказательство этому — по-новому трагический строй его картин, где возникает разрыв между телесной и духовной сущностью красоты, прежняя плавность текучих ритмов сменяется вихрем изломанных нервно-пронзительных линий, а нежная гармония светло-жемчужных красок — неистовым и контрастным полыханием их. В скорбных «Распятиях» и «Положениях во гроб» боль получает у мастера форму и цвет, как прежде — неисчерпаемость его нежности.

Некогда душа общества, признанный заводила художественных проказ и застолий, Боттичелли болеет, нищает, все больше замыкаясь в упрямом страдальческом одиночестве. Когда во Флоренции на краткий период встречаются три гения нового 16 века — Леонардо да Винчи, Микеланджело и Рафаэль, он остается одинаково чужд и величию леонардовских образов, и титанической мощи Буонарроти, предпочитая цепляться за обломки собственного, вконец разрушенного мировидения.

В последний раз вспоминают о бывшем любимце Флоренции в январе 1505 года, пригласив его для участия в комиссии по установке колоссальной статуи «Давида» Микеланджело. В тени победоносного юного гиганта незамеченными остаются маленькие боттичеллиевские панно с «Деяниями св. Зиновия», где автор, уподобляя человека беспомощной, носимой ветром пылинке, мучительно отрекается от собственного идеала мыслящей и дерзающей творческой личности. Не находя в современном ему изобразительном языке средств для выражения множества разрывающих ему душу противоречий, Боттичелли вообще оставляет живопись. Хотя жил он еще пять или шесть лет — до 1510 года, — художник в сущности умирает для мира.

Но когда через три с лишним столетия приходит время переоценки художественных ценностей прошлого, забытый мастер предстает знатокам искусства второй половины 19 века неожиданно молодо — наподобие шедевра античности, извлеченного из земли. Уступая в великолепии и размахе создателям зрелого Возрождения, даже на фоне их безупречной классики этот тончайший поэт и психолог выделяется собственным негромким, но неповторимым и чистым голосом. Преобладание внутренней жизни над внешней формой ее выражения, ненасытность духовных запросов в сочетании с динамикой и высокой культурою чувства, характерные для искусства Боттичелли, делают его удивительно близким нашему современнику.

О. ПЕТРОЧУК

Литература:
Петрочук О. К. Сандро Боттичелли М., 1984

 

Сто памятных дат. Художественный календарь на 1985 г. М., 1985.

Данный материал является некоммерческим и создан в информационных, научно-популярных и учебных целях. Указанный материал носит справочно-информационный характер.

ПОДЕЛИТЕСЬ ЗАПИСЬЮ

---