125 лет со дня рождения советского еврейского актера Вениамина Зускина

28-го апреля исполняется 125 лет со дня рождения советского еврейского актера Вениамина Львовича Зускина (1899-1952). Актер был расстрелян сталинским режимом в 1952-м году. Памяти актера и его творчеству посвящен настоящий очерк. 

Вениамин Львович Зускин — ученик режиссера А. М. Грановского. Он работал в Государственном еврейском театре со дня его основания. Среди лучших ролей Зускина — Шут («Король Лир» Шекспира, 1935), Гоцмах («Блуждающие звезды» по Шолом-Алейхему, 1940), Бадхен («Фрейлехс», 1945), Ляхович («Леса шумят» М. Линькова) и др.
Знаменитый актерский дуэт ГОСЕТа С. М. Михоэлс — В. Л. Зускин (Лир и Шут — «Король Лир», Вениамин III и Сендерл-Баба — «Путешествие Вениамина Т ретьего» Менделе-Мойхер-Сфорима) вошел в историю советского театра.

Из воспоминаний о Вениамине Зускине

Владимир Лидин

…Днем у актера выпадает иногда свободный часок, утренняя репетиция кончилась, до вечернего спектакля еще далеко. Вениамин Львович Зускин любил приходить именно в эту пору. Обычно он звонил по телефону и спрашивал коротко: «Вы дома?», а потом приходил (он жил близко), садился в угол дивана и спрашивал так же коротко: «Что у вас». Я отвечал обычно: «У нас дождь», или «у нас солнце», или «у нас плохое настроение».

Он удовлетворенно кивал головой, считая, что вошел в курс дела.

Зускин был превосходным, глубоким актером, благородно понимал чувства человека и благородно изображал эти чувства на сцене. Он всегда чуть сжимался, словно ему было зябко, сжимался и тогда, когда актерская его слава была общепризнанна, когда в роли Сен-дерла в «Путешествии Вениамина Третьего» Менделе-Мойхер-Сфорима или в роли Шута в «Короле Лире» он давно покорил театральную Москву. Его душа была тревожна и легко ранима, как обычно у людей большой впечатлительности. Мы много лет дружили с Зускиным, основу этой дружбы заложил писатель Андрей Соболь, человек трагической судьбы, по впечатлительности и ранимости похожий на Зускина.

В своей автобиографии Зускин писал: «Дом моих родителей был всегда полон народу… По целым дням с утра до вечера то уходили, то приходили местные еврейские бедняки, больные, обращавшиеся к моему отцу со всевозможными просьбами. Мой отец был одним из руководителей благотворительного местного общества пособия бедным больным евреям. Перед моими глазами в течение дня проходили десятки и сотни людей».

След этой бедной, тревожной жизни, чувство страха перед жизнью остались у Зускина на долгие годы, и, как это нередко случается в искусстве, именно они помогли ему найти наибольшую выразительность в тех ролях, в которых он изображал мечтательного, обездоленного человека с его неудающейся судьбой.

Во многих пьесах Зускин был партнером блистательного актера Михоэлса, партнером такой же силы философического мышления и гуманизма, какие отличали игру Михоэлса. Их диалоги — будь то «Путешествие Вениамина Третьего» или монологи Лира и реплики Шута — были всегда глубоки по своему обобщающему смыслу и перерастали рампу с ее театральной условностью. И лбы у Михоэлса и Зускина были схожие — огромные лбы мыслящих людей. Традиции философской игры, свойственной русской сцене, с блеском продолжили Михоэлс и Зускин. Они никогда не соревновались, они дополняли друг друга.

— Знаете, — сказал мне Зускин как-то, — если бы я не стал актером, то, наверно, играл бы на цитре для бедных людей… ходил бы с цитрой и играл во дворах, и чтобы радовались все, когда я прихожу, особенно дети.

— Почему же именно с цитрой? — поинтересовался я.

— Хороший инструмент. .. кроме того, очень удобный инструмент. Есть такие ноты, которые можно подложить под струны и сразу начать играть без самоучителТ|. — Зускин посмотрел на меня несколько иронически. — Ведь многие актеры так играют. .. Он не добавил: «а многие писатели так пишут», добавил это я…

Из воспоминаний Вл. Лидина. Люди и встречи. — «Театр», 1963, № 1.

Павел Марков

…Когда исчезал со сцены Шут, которого Зускин играл душевно, тонко и с каким-то

внутренним изяществом, то казалось, что Лир теряет не только спутника и друга, но нечто бесконечно важное, дорогое для самого существа Лира — его внутренне недоставало, и, отсутствующий на сцене, Шут продолжал жить в сознании зрителя упреком, невысказанной укоризной, прерванной заботой. В своей автобиографии Зускин так формулировал для себя роль Шута: «К этапным ролям можно причислить и роль Шута в «Короле Лире», где я играл трагедию бессилия. Большой сердцевед, мудрый, хорошо знающий людей Шут не может ничем помочь королю. И потому «исчезает». Такими же ключевыми ролями стали для него и Вениамин и полный печального юмора актер Гоцмах в «Блуждающих звездах».

Зускин редко гневался на сцене. Он порою недоумевал, поражался, огорчался до слез, до отчаяния — но неизбежно любил людей. От микеланджеловского «Моисея» в нем не проскальзывало ни одной черты, он не мог бы принести откровение «в огне и буре», он распространял свое милосердие, свою «милость к падшим», неслышно порою дыша, грустно забавляя (а как знал Зускин этот «смех сквозь слезы», как сладко плакал над вымыслом!). Вместе с тем он враждовал с мелочным восприятием жизни, так как сам, как художник, проникал в сердцевину жизни; он отвергал малейшую сценическую грубость. За все время его выступлений я ни разу не заметил какого-либо сценического нажима, даже намека на сценический нажим. Если бы Зускин захотел пуститься на столь рискованное предприятие, он бы беспомощно отступил и застеснялся столь безрассудного шага. Порою он давал полный простор своему редкому темпераменту, как бы всецело освобождая свою волю и творчески завоевывая зрителя, дирижируя раскрывавшейся на сцене жизнью. Так было во «Фрейлехсе», празднично-театральном спектакле, поставленном Михоэлсом непосредственно после войны, — спектакле, в котором шумно, музыкально и раскованно торжествовала радость победы над фашизмом…

Из ст.: П. Марков. О Зускине. — «Театр», 1969, № 8.

Лит.: И. Добру ши и. Зускин. М., 1939; Михоэлс.

Статьи. Беседы. Речи. Воспоминания о Михоэлсе. М., 1965.

Театральный календарь на 1974 год. М., 1973. 

ПОДЕЛИТЕСЬ ЗАПИСЬЮ

---