4 (16) марта 1884 года в Смоленске родился Александр Романович Беляев (1884-1942) — русский писатель-фантаст, репортер, журналист, основоположник советской научно-популярной фантастики.
Писательскую и человеческую судьбу Александра Романовича Беляева не назовешь легкой. С тридцати лет его поразил тяжелый недуг — туберкулез позвоночника, который регулярно сваливал его с ног и изводил мучительными болями. Можно только удивляться мужеству этого человека и неизменному оптимизму всех его книг.
А. Беляев родился в семье священника и по настоянию отца был вынужден поступить в духовную семинарию. Однако скоро из нее ушел и стал учиться сначала на адвоката, потом на скрипача, занимался юриспруденцией, музыкой, театром, путешествовал и вовсе не помышлял о писательской карьере. В 1915 г. его укладывает в постель приступ начинающейся болезни и до 1921 г.— две войны и две революции — он пролежал в гипсе на южном берегу Крыма. Его первый опыт в области фантастики появился в 1925 г., когда автору уже было за сорок. Это был напечатанный в журнале «Всемирный следопыт» рассказ (тогда еще рассказ) «Голова профессора Доуэля».
В 20-х гг. возникла сильная и разнообразная школа молодой советской фантастики, удивительного феномена, родившегося, казалось ы, на пустом месте: дореволюционная литература серьезных традиций в эзом жанре не .оставила. Но велика была потребность в романтической мечте; увлечение фантастикой затронуло многих советских пи-сателей, в том числе крупнейших или ставших крупнейшими впоследствии— среди них А. Толстой, В. Маяковский, М. Шагинян, И. Эренбург, Б. Лавренев, В. Катаев, В. Каверин, А. Платонов, М. Булгаков… Однако именно Александр Беляев был первым советским литератором, избравшим фантастику главным делом жизни; своим энтузиазмом, своей преданностью этому жанру он немало способствовал превращению Золушки, как он однажды назвал фантастику, в прекрасную принцессу, хотя этого превращения сам писатель не увидел.
«Голова профессора Доуэля» привлекла внимание читателей и вызвала дискуссии в медицинских кругах. Читателям понравилась смелость выдвинутой гипотезы, острота моральных проблем, возникавших вокруг выдающихся и в то же время преступных операций профессора Керна. Может быть, только сейчас, после осуществления пересадок сердца и других органов, после появления искусственного сердца, становится понятнее, как далеко смотрел писатель вперед, предугадывая сложные этические конфликты, неразрешимые порой противоречия в сфере экспериментов над человеческим организмом, над человеческой жизнью. А в те годы это было совершенно необычно и «ненаучно», да и вообще до Беляева биологией и медициной в советской фантастике никто и не занимался…
Вдохновленный читательской поддержкой, писатель не отрывается от письменного стола. Один за другим, иногда дважды в год, из-под его пера выходят новые романы, появляется множество рассказов, однако новый большой успех ждет его после публикации в 1928 г. «Человека-амфибии». Читатели, опрошенные журналом «Вокруг света», единодушно назвали роман Беляева лучшим. Но одновременно возник и стал все более углубляться разрыв между писателем и критикой, что доставило ему немало горьких минут, а порой приводило в отчаянье.
В его сочинениях были, конечно, художественные слабости, так, например, ему с трудом удавались человеческие характеры, хотя в отличие от многих своих коллег-фантастов— современных ему и последующих — он прекрасно сознавал, что, игнорируя человека, ничего значительного в фантастике не создашь. Но критика большей частью ставила под сомнение идейную суть его книг, она отрицала их полезность для воспитания советской молодежи, демонстрируя при этом поразительное, с сегодняшней точки зрения, непонимание целей, задач и возможностей фантастической литературы.
Понятно, что ни тогда не было возможности, ни даже в грядущем нельзя будет пересадить жабры молодой акулы под человеческие лопатки. Но разве Ихтиандр — человек-рыба — был придуман писателем для того, чтобы подвигнуть хирургов на врезание жабер младенцам? Ему нужно было создать романтическую фигуру, свободно и вольно чувствующую себя в чуждой человеку стихии, ему нужно было замахнуться на предрассудки о «божественной» неприкосновенности человеческого организма — и автор достиг своего: Ихтиандр близок, интересен, понятен бесчисленному множеству мальчишек и девчонок.
Но это мы понимаем сейчас, сегодня. А тогда… Парадоксально, но факт: его, может быть, самого научного из наших фантастов (он и сам был уверен в том, что для фантастики научно-техническая гипотеза— главное), больше всего упрекали в ненаучности. Дело дошло до того, что писатель должен был согласиться на издание своего романа с послесловием «специалиста», который разнес в пух и прах научную основу книги.
Конечно, Беляев не был одинок. У него были верные друзья. За него печатно заступилась группа ученых. Многого стоила поддержка К. Э. Циолковского. Они ни разу не встретились друг с другом, но в своих письмах патриарх ракетоплавания хорошо отозвался о его произведениях и снабдил второе издание романа «Прыжок в ничто» своим напутственным словом. Ответ ным жестом со стороны писателя было посвящение этого второго издания великому ученому.
Есть сведения о том, что романы Беляева знал и ценил Г. Д. Уэллс.
Но прежде всего писатель чувствовал, что его книги любимы читателями, нужны им, и не переставал трудиться. Он хотел быть на переднем крае социалистического строительства, хотел быть рядом с героями первых пятилеток. Он много думал о том, какой должна быть новая фантастика, какими должны быть люди в ней, какие конфликты в обществе будущего можно себе представить; даже обращался с подобными вопросами к Луначарскому.
К концу не слишком долгой жизни он пришел к выводу, может быть, интуитивному, что только тогда добьется успеха, только тогда станет настоящим другом и советчиком молодежи, когда перестанет обрезать крылья воображению. Он понял, что писатель-фантаст не ответствен перед читателем за нарушение строгости научных формул, он отвечает лишь за те идеи, которые хочет донести до него. И Беляев возвращается к мотивам раннего творчества. В конце 30-х гг. выходит отдельным изданием «Голова профессора Доу эля», рассказ превратился в роман, сохранивший и усиливший все основные идеи первоначального варианта, и стало видно, что писателя перестали пугать упреки в ненаучности; отрезанные головы его героев снова ожили, чтобы снова потрясти читателей и заставить их в очередной раз задуматься над тем, что такое гуманизм, человечность, в чем истинное предназначение науки.
Затем писатель берется за переработку еще одного романа 20-х гг.— «Человек, потерявший лицо». На этот раз переработка идет коренная, ее результатом стал новый роман «Человек, нашедший свое лицо». Это не просто игра названий, это новая идея, более серьезная и глубокая. Если в первом варианте уродливый комик Токио Престо, излеченный искусством талантливого эндокринолога, употребляет свои новые возможности для мелкой мести личным врагам, то новый Тонио становится сознательным борцом с общественным злом.
Наконец, Беляев пишет последнее крупное произведение — роман «Ариэль», сказку о юноше, который мог летать, как птица, без всяких дополнительных приспособлений. «Ариэль» сразу вызывает в памяти «Блистающий мир» А. Грина, роман с очень сходными темой и идеей—о несовместимости буржуазной морали с истинной свободой. Это неожиданное сближение с Грином говорит о больших изменениях в творческой эволюции Беляева.
Великая Отечественная война застала писателя прикованным к постели, он был не в состоянии эвакуироваться из г. Пушкина под Ленинградом, и в январе 1942 г. его не стало.
Вместе с подъемом советской фантастики в конце 50-х гг. начинается и новая жизнь беляевских книг. С тех пор его лучшие произведения печатаются ежегодно, в середине 60-х гг. осуществлено первое собрание его сочинений, сейчас выходит второе. Книги фантаста снова в строю, они снова нужны строителям и искателям, до сердца которых писатель мечтал дойти.
Всеволод Ревич
Памятные книжные даты. М., 1984.
ПОДЕЛИТЕСЬ ЗАПИСЬЮ