215 лет со дня рождения американского писателя Эдгара Алана По

19-го января исполняется 215 лет со дня рождения замечательного американского писателя, поэта, литератора, представителя американского романтизма первой половины 19-го века Эдгара Алана По (1809-1849). К этой дате публикуем статью о творчестве великого американского автора. 

«…Способен был создавать поэзию, завораживающую словно напевы ангелов или поступь рока, при величайшей сознательности в пользовании всеми эффектами ритма и настроения; или блистательную прозу во всем роскошестве стиля и мысли, явно предаваясь во власть несдерживаемого вдохновения; он мог обрисовать случай душевной патологии или безжалостно нагнетать сюжетное напряжение—сухим и жестким языком, с четкостью и последовательностью алгебраических формулировок…»

Из отзыва

Легенда о душевной неустойчивости, дурном нраве По, болезненной его страсти к спиртному и наркотикам начала уже складываться в его последние годы, но самый мощный толчок к утверждению ее был дан через два дня после кончины писателя: 9 октября 1849 г. в нью-йоркской «Дейли трибюн» появилась статья о По, рисовавшая его жизнь и смерть с неожиданною злобой, представляя в постыдном или извращенном свете каждый его шаг. Статья была подписана «Людвиг», но потребовалось самое элементарное расследование, чтобы установить, что автор статьи—не кто иной, как Руфус Грисвольд, миловидный баптистский священник, издатель журнала, кому По доверил… быть своим литературным представителем и агентом. Его статья по сути дела определила все суждения о По на долгое время вперед. Верно, в той автобиографии, которую По давал Грисвольду для переговоров с издателями, он сам сильно исказил факты, намеренно Сочиняя свою жизнь. В частности, он не только выдумал себе поездку в Санкт-Петербург, но, вероятнее всего, и пребывание в Париже—тоже плод фантазии По; воспоминания же Дюма о встречах и общении с По крайне сомнительны. И все же любовь По к мистификациям не объяснит нам: почему человек, которому он вверил не только все практические дела, но и свое дело жизни, столь жестоко обошелся с ним, не остановившись и перед клеветой? К сожалению, возможные решения загадки так легко назвать: литературная зависть, личные счеты, ненависть посредственности, просто бескорыстное желание анонимно унизить умершего в глазах толпы… Вскоре после смерти По Грисвольд стал издателем его собрания сочинений, где содержалась и биография По, которую исследователи с академической сдержанностью называют «крайне предвзятой»; По характеризуется тут как постепенно деградирующий алкоголик. Лишь в издании англичанина Дж. Инграма, первым посвятившего столько сил реабилитации человеческого лица По, клевета была опровергнута. Благородная душа Инграма, правда, повлекла его в сторону романтизации облика По, так что Дж. Вудберри имел все основания сказать: «Прежде чем тело поэта остыло в земле, Грисвольд писал о нем как о маньяке; потом Бодлер оплакивал его как жертву грубой демократии; у Гилфиллана он падший ангел; у Инграма исправившийся падший ангел; демонический элемент— во всех биографиях, как будто По-человек, который ел, спал, носил воротничок и жил в Соединенных Штатах Америки,— был созданием его собственной фантазии». Впрочем, может быть, последнее — не такая очевидная нелепость.

В 1833 г. писатель Джон Кеннеди, член жюри балтиморского «Сэтердей визитор» в проводимом журналом конкурсе на лучший рассказ, обратил внимание на шесть новелл, присланных Эдгаром А. По. К тому времени издано три сборника стихов этого автора и, несмотря на вторичность и грубость исполнения большинства стихотворений, такие вещи, как «Израфель» и «Елене», обещали большого поэта. Рассказы, полученные на конкурс «Субботнего визитера», обещали и большого прозаика, и одному из них («Рукопись, найденная в бутылке») без колебаний был присужден первый приз — жизнерадостность нигде еще не стала критерием «хорошего искусства». Этот успех По среди неудач предшествующих и последующих — успех не только литературный, но и жизненный, потому что с того конкурса (а такие конкурсы нередко в Америке открывали таланты) Кен неди стал другом и покровителем По и спас его от нищеты. В течение полутора лет По пишет для «Литературного вестника Юга», куда его устроил Кеннеди, определив облик журнала своими причудливомрачными «арабесками и гротесками» и едкими статьями, подняв его тираж с 700 до 5000 экз. Но ни в том, ни в других журналах По не осел надолго. Все это время он пишет рассказы, стихи, статьи, но издатели отказывают в публикации, книги его не раскупаются. Собственно, настоящее признание пришло к По лишь за несколько лет до смерти, после «Ворона». Это нью-йоркский период. Период этот открылся сенсационной «Историей с воздушным шаром» (точнее было бы перевести: «Розыгрыш с воздушным шаром»), в следующем, 1845 г., наконец, удалось выпустить отлично подобранный том рассказов, вслед за ним — сборник стихов, принесший национальную известность. Один из «логических рассказов», «Золотой жук», переведен во Франции, «Философия сочинения», излагающая историю создания «Ворона», штудируется всяким уважающим себя критиком. Слава По упрочилась, о чем говорит хотя бы появление пародий на него. Начинается полоса удач.
Отразились ли настроения жизненного подъема в его творчестве той поры? Первый напечатанный тогда рассказ, который нередко понимают как болезненное смакование смерти,— «Преждевременные похороны» — в действительности завершается той простой мыслью, что и самого страшного возможно избегнуть, лишь перестав страшиться его: страшен страх. Особенная беспощадность и безысходность прозы По сменяется теперь саркастической усмешкой и яркостью душевной драмы. Но это какой-то безысходный сарказм и беспощадная яркость.

Современная «индустрия ужаса» взяла По на вооружение, проявив тем самым полное непонимание его дара. Если читателям журнала «Скрим» («Вопль»), где рассказы По обращаются в комиксы, интересны сами ужасы в их изображении, то Утверждать такое о По бессмысленно. В «Колодце и маятнике» исследуются пределы ужасного и пределы надежды, но самый «ни с чем не сравнимый ужас» никак не назван и не описан, надо полагать, не из-за скудости воображения. С нервами читателя По никогда не играет, предпочитая один короткий штрих; он вообще будто не заканчивает рассказ, а бросает его — прямая противоположность его поэзии, которая, по собственному определению писателя, есть «ритмическое творение красоты». Единства впечатления, которое По провозгласил главным в искусстве, он в стихах достигал абсолютной звуковой, ритмической и смысловой завершенностью, в рассказах — характерной недосказанностью, оборванностью темы, намеренной диспропорцией частей, когда чуть ли не все пространство вещи занимает вступление, даже отказом от разгадки тайны детективного сюжета («Тайна Мари Роже» — нарушение законов жанра при самом его возникновении!), т. е. теми приемами, которые заставляют читателя унести в себе впечатление, додумывать и дорисовывать прочитанное в воображении.

« — Еще одна из ваших странных затей,— заметил префект, имевший обыкновение называть «странным» все, что превышало его разумение, и вследствие того всегда окруженный странностями». В подтексте этой фразы из «Похищенного письма» лежит отношение к собственному творчеству. Внимание к «странному»— его заметнейшая черта. «А ведь именно отклонение от простого и обычного освещает дорогу разуму в поисках истины»,— заметил герой «логических рассказов». Работая на «пределах» в стилевом, художественном, психологическом отношении, По стремился расширить и пределы «разумения»; окружавшая его современность—для него пошлость правящих всем бесчисленных «префектов», к которым Дюпен прилагает язвительное замечание якобинца Шамфора: «Можно биться об заклад, что любое общепринятое мнение — глупость, ибо его принимает большинство». По не упускает ни одной возможности оболванить эту диктатуру ограниченного разумения (какой он считал демократию). И ему действительно удалось превысить кругозор эпохи.

Нет, кажется, ни одной области современной западной литературы, какую бы По не предугадал. Детектив, научная фантастика, исследование «пограничных» ситуаций, «черный юмор», интерес к психологическим парадоксам, к психологии преступности, даже метод «остранения», даже чёрт «Братьев Карамазовых» и «Доктора Фаустуса» мелькает в одном рассказе По. Разумеется, этим не исчерпывается литературный поток XX в., но направления, в которых работает писательское воображение, нащупаны По едва ли не все. И все — в общем-то мельком, как один из ходов фантазии, найденный и оставленный на разработку другим. Эта-то расточительность и создает впечатление огромного богатства. По недаром всерьез утверждал, что единственные подлинные мыслители — «люди рьяного воображения». Может, эта гипертрофия воображения и лишала его жизненной устойчивости и успеха. «Вы говорите об «оценке моей жизни»… Я слишком глубоко сознавал изменчивость и мимолетность всего имеющего существование во времени, чтобы прилагать к чему бы то ни было какие-то продолжительные усилия — чтобы быть хоть в чем-нибудь последовательным. Моя жизнь была прихоть — порыв — страсть — тяга к одиночеству — презрение ко всему ныне существующему в горячем стремлении к будущему».

Смерть По все биографы связывают со смертью его жены Виргинии, хотя за разделявшие эти события два года он успел что-то написать, что-то издать, прочесть какие-то лекции. Эти годы дают более всего материала для последующего его стилизованного облика. Сам он говорил, что «впал в безумие с приступами ужасающего здравомыслия». 3 октября 1849 г. его подобрали в состоянии делириума на улице в Балтиморе. На похоронах По из литературного мира не присутствовал никто, кроме Уитмена, навсегда сохранившего воспоминание о «неописуемом магнетизме» его личности. Слава По пришла в Америку из-за границы, в первую очередь из Франции, где его подняли на щит Бодлер—и Малларме. В России уже в 60-х гг. XIX в. «фантастический реализм» По обсуждался в журналах; один из первых его ценителей — Достоевский. Легенда о По распространялась рука об руку с его произведениями, хотя не один мемуарист пытался ее опровергнуть или хотя бы реалистически оценить ее. Но ведь именно Эдгар По, с его властью придать основательность самому неосязаемому материалу, был ее автором.

Б. Берман

Памятные книжные даты. М., 1984. 

ПОДЕЛИТЕСЬ ЗАПИСЬЮ

---