110 лет со дня рождения советской кумыкской актрисы Барият Солтан-Меджидовны Мурадовой

16-го января исполняется 110 лет со дня рождения кумыкской советской актрисы Барият Солтан-Меджидовны Мурадовой (1914-2001). Замечательной актрисе и её творчеству посвящена настоящая статья. 

Первые шаги в искусстве Барият Мурадова делала под руководством музыканта Т. Мурадова и известного театрального деятеля H. Н. Синельникова, возглавлявшего в ту пору русский театр в Махачкале. С 1930 года, окончив Музыкально-драматический техникум, Мурадова работает в Кумыкском драматическом театре (ныне — имени А. П. Салаватова). Актриса с успехом выступала в ролях героического и лирического плана: Лариса («Бесприданница» А. Островского), Лауренсия («Овечий источник» Лопе де Вега), Лаура («Каменный гость» А. Пушкина). В последние годы народная артистка СССР Б. Мурадова играет преимущественно комедийные роли в пьесах дагестанских драматургов: Джумайсат («Молла Насрет дин» М. Курбанова), Шекерхан («Под деревом» Рустамова), Майма («Падение Бож-Али» А. Халидова) и др.

В «стране гор», Дагестане, каждый знает Барият Мурадову — замечательную актрису, депутата Верховного Совета РСФСР. Искусство Мурадовой понятно всем: и кумыкам, на языке которых она играет, и приезжему москвичу, и горцу из дальнего лакского аула. Все попадают под власть ее необычайного сценического дарования. Мурадова разгадала секрет «языка чувств».

Взволнованное, эмоциональное — этими словами прежде всего определяется творчество Мурадовой. Зритель ее спектаклей знает смех и слезы, тревогу и восторг, но ему незнакомо равнодушие. Талант искренности отличает актрису; кажется, что если бы она и захотела провести какой-либо момент роли фальшиво, формально, то все равно бы не смогла — слишком сильно в ней непосредственное ощущение правды. В ее игре — высокая патетика, поэтический свет и трепет, а порой — черты забавной, смелой комедийности. Но всегда внутренняя вера в искренность происходящего на сцене, увлеченность и естественность остаются для актрисы законом.

Столетия молчала женщина гор и лишь в советское время получила возможность сказать свое слово в работе, в быту, в искусстве. Мурадова рассказала со сцены о духовном богатстве горянки, о щедрости ее натуры, о красоте ее чувств и стойкости характера.. . Ее героини очень разные, но всех их объединяет детская непосредственность и романтическая окрыленность. В образах Мурадовой, даже если это образы классической драматургии, легко угадать черты национального характера, черты женщины-дагестанки…

Из кн.: М. Иофьев. Профили искусства. М., 1965.

… Имена больших актеров часто окружают легенды. Есть легенды и о Мурадовой. Рассказывают, что режиссер долго объясняет Барият, как она должна играть в пьесе, описывает ее героиню, кто она, как жила раньше, как общается с другими. .. Актриса слушает, потом спрашивает: «А что зрители должны здесь делать: плакать или смеяться?» Режиссер отвечает: «Плакать». Барият играет — и зрители плачут. Плачут там, где она хочет, и где ей нужно — смеются. Все, как видите, очень просто. Впрочем, легенда и должна быть проста. .. А между тем, у Мурадовой и в самом деле простейший комизм движений и трюков. Майма в комедии «Падение Бож-Али» по пьесе А. Халидова ходйт вперевалочку косолапой походкой. Коробочку с пудрой она достает из-за пазухи, долго и смешно шаря рукой. Пудрится так, что на лице остаются белые пятна, и это тоже смешно. Душится, уморительно прикладывая смоченный одеколоном палец. Словом, все доводится до своего предела. Дальше уже, кажется, некуда. Как завод у будильника: еще чуть-чуть, и пружина лопнет. Но актриса точно знает, когда нужно остановиться. Чувство меры — характерная особенность ее мастерства. Трудно приписать искусство Мурадовой какой-либо традиционной школе. Представление или переживание?. . . Есть в ее исполнении и то и другое. В бытовых сценках, там, где вроде бы предполагаются достоверность, внимание к детали, подробности,— она условна, там, где ожидаешь увидеть яркую театральность, актриса неожиданно «входит в образ», начинает в нем жить по всем законам жизненной правды. Так, в ночной сцене из спектакля «Молла Насретдин» по пьесе М. Курбанова актриса преувеличенно гротесково изображает раздраженность Джумайсат; люльку она раскачивает так, что, если бы там на самом деле был ребенок, он бы непременно выскочил; укладываясь спать, она нервно воюет с одеялом и в злости «не замечает», что ноги у нее оказываются на подушке. Но вот она начинает танцевать. Сначала — еще раздраженная, неохотно. Едва сдерживая плохое настроение, как бы делая одолжение, топает одной ногой, потом — вне ритма — другой. Постепенно, незаметно для зрителя, она начинает «входить» в танец. Движения становятся свободнее, плавнее, ритм ускоряется, она кружится быстрее, быстрее, мелькают руки, ступни ног. В аффекте танца, забывшись, она резко приседает на корточки и начинает, отстукивая ладонями ритм, аккомпанировать своему мужу — Насретдину. И трудно различить, кто перед нами: Джумайсат или сама Мурадова, завороженная танцем, забывшая о зрителях, обо всем на свете.

Кажется, такой актрисе достаточно самого элементарного драматургического материала, чтобы возбудилась ее фантазия. Ее удивительные импровизации заставляют забыть о грубой подчас канве, по которой они расшиты; описывать ее пластические импровизации бессмысленно: все будет точно и все будет не так. .. Поэтому ее интересно смотреть и в отрывках. Показываясь и в отдельных сценках, она почти ничего не теряет. Мурадова может, ничего не делая, находиться на сцене, и это будет все равно значительно. Она актриса прирожденная.

Из ст.: Л. Тихвинская. Барият Мурадова из Дагестана. — «Театр», 1970, № 8.

Лит.: «Труд актера», вып. XVIII. М., 1970.

Театральный календарь на 1974 год. М., 1973. 

Данный материал является некоммерческим и создан в информационных, научно-популярных и учебных целях

ПОДЕЛИТЕСЬ ЗАПИСЬЮ

---