240 лет со дня рождения русского поэта Василия Жуковского

9-го февраля исполняется 240 лет со дня рождения Василия Андреевича Жуковского (1783-1852) — талантливого русского поэта, переводчика, критика, педагога и художника. Замечательному русскому поэту и основоположнику романтизма в русской поэзии посвящен настоящий очерк, в которому Жуковский рассматривается прежде всего не только, как поэт, но и как замечательный художник. 

Василий Жуковский
Василий Жуковский

Как ни велико значение Жуковского-поэта в истории отечественной словесности, как ни памятна «его стихов пленительная сладость» (Пушкин), но через два столетия очевидно, что его роль в русской культуре, культурном быте первой четверти XIX века никак не ограничивается собственно литературным наследием, не исчерпывается томиками его поистине великолепных баллад, поэм, переводов.

Романтики сознательно пытались слить образ поэзии с обликом ее носителя, автора — вспомним мятежного Байрона. Жуковский воплощал другую, внешне противоположную грань романтизма —он был созерцательным мечтателем, меланхоликом. Личная его судьба, кажется, помогла созданию того типа человеческого и творческого существования, которого требовала поэтика романтизма. Сын пленной турчанки и помещика, воспитавшего мальчика в своей семье, но не передавшего ему своего имени, он уже своим происхождением обречен был на отчужденность. Драматична многолетняя любовь Жуковского к Марии Протасовой. Девушка разделяла его чувство, но противодействие ее матери разрушило их счастье. Обвенчанная с другим, она умерла еще совсем юной. Пережитое заставляло звучать не только струны поэзии Жуковского, но находило выражение и в зрительных образах, в его попытках воссоздать облик возлюбленной и символически передать ту атмосферу, которой был овеян несчастный роман.

Жуковский-художник известен был современникам, о нем вышла монография в начале нашего столетия. Отдельные аспекты и проблемы его художественного творчества привлекают современных исследователей, например связь с европейским романтизмом. Сочетание литературного и художественного творчества в истории культуры не редкость. О Жуковском же единственно среди русских писателей первой половины XIX века можно говорить как о профессиональном графике. Его обучение началось в Московском благородном университетском пансионе, в курс которого входило «искусство рисовать карандашом, тушью и сухими красками». Он брал уроки у гравера Земфа, профессора Дерптского университета (1816), учился у талантливейшего гравера России тех лет Уткина (1822) и, по всей видимости, у одного из крупнейших немецких художников-романтиков первой четверти XIX века К. Д. Фридриха, с которым познакомился и сблизился в Дрездене. Правда, если говорить об этом эпизоде, то речь идет не о формальном обучении, а скорее о воздействии, о пристальном и сочувственном усвоении его метода и образной системы.

О Жуковском-художнике можно говорить не только потому, что изобразительное творчество сопутствовало ему многие десятилетия, было необходимой формой выражения, — это случается и с дилетантами; не только потому, что наследие его внушительно — одних эскизов с натуры, вошедших в его альбомы, около полутора тысяч, но прежде всего потому, что в графическом наследии поэта есть творческая целостность и образное единство, отпечаток индивидуальности, тонкой, исполненной благородства, отзывчивой на духовные искания современников.

Одержимый идеей морального совершенствования, действенного служения добру, нравственного и культурного просветительства, он считал изобразительное искусство одним из средств и форм совершенствования человека и общества.

«Живопись и поэзия — родные сестры», — пишет он в письме 1849 года. В начале пути Жуковского рисунки сопутствуют его поэзии в границах принятого и модного тогда любительства. Это эмблематические виньетки, элегические пейзажи с прозрачной символикой мотивов (могильные кресты, сломленные бурей деревья, фонарь как символ духовного света), иллюстрации к собственным произведениям.

Но после поездки в 1820-х годах в Европу Жуковский пишет: «Путешествие сделало меня рисовальщиком». Обилие впечатлений — пейзажных и художественных — естественно заставляет его браться за карандаш, делать многочисленные наброски. В Дрездене Жуковский познакомился с художником Каспаром Давидом Фридрихом, в творчестве которого ощутил близкое себе мировосприятие. Он как бы узнал по его картинам тот язык, с помощью которого можно было выразить на холсте или бумаге свое видение природы, уже воплощенное им в поэзии.

В творчестве Жуковского и Фридриха мироздание развертывается перед художником-созерцателем как величавая панорама, где каждый элемент полон многозначительности, дает отклик чувству и вместе с тем откликается на чувства человека. Автор, художник-романтик, присутствует в картине, он персонифицирован в человеческой фигуре (или фигурах), совсем необязательно автопортретной. В персонажах картин Фридриха и многих рисунков Жуковского мы найдем обобщенный, внеличный образ человека, созерцающего Природу, каким бы лиризмом ни был пронизан образ. Поэтому так часто мы видим фигуры со спины, как бы созерцая созерцателя.

Н. В. Гоголь возле виллы Волконской в Риме
Н. В. Гоголь возле виллы Волконской в Риме

Во многих листах Жуковского изображенные персонажи портретны, узнаваемы, например, Н. В. Гоголь возле виллы Волконской в Риме , но и тогда они представительствуют за художника, облечены быть свидетелями бытия благоговейно созерцаемого мирозданья, открывающего себя величавым развертыванием планов. Жуковский писал в 1830 году своему другу: «Руина, например, красива сама по себе, но воспоминание о человеке, которого она видела, придает ей прелесть бесконечную». Упоминание о руине не случайно, для романтика следы протекшей человеческой жизни на лике природы — увлекательнейший предмет раздумий, чувствований.

Обилие архитектурных мотивов не только дань жадной любознательности путешественника, фиксирующего достопримечательности на память, они дают возможность выявить взаимоотношения природного и духовно-созидательного, человеческого начала мира.

Поездки в Италию — в начале и в конце 1830-х годов — были особенно значительны для Жуковского-художника. «Я болен грустью по Италии», — признается он в письме, покидая Рим в 1839 году.

Поездка в Италию 1838—1839 годов проходила на глазах его младшего друга, И. В. Гоголя, оставившего свидетельство о том, что он работал, «в одну минуту набрасывая по десятку рисунков, чрезвычайно верно и хорошо». В Риме Жуковский побывал в мастерских Карла Брюллова, Александра Иванова.

Среди многочисленных альбомов и гравюр Жуковского, запечатлевших виды Швейцарии, Павловска, Гатчины, родного Мишенского, Бахчисарая, Алупки, итальянские альбомы наиболее полно раскрывают его как художника. В них он остается верным своей излюбленной манере линейно-контурного рисунка, служащего не только изящно точному воссозданию деталей, но и придающему нередко декоративную красоту листу. Изображение достопримечательностей архитектуры почти всегда сочетается с изображением их созерцателя; стройные по пропорциям, артистичные, они как бы вбирают в себя, отражают в себе благородство пейзажа, подчеркивают гармонию его линий и планов.

«Что за прелесть чертовская его небесная душа!» — восклицал Пушкин, восторгаясь нравственным благородством Жуковского. Эту оценку с полным правом можно распространить и на сферу интеллектуально-созерцательную, на «творческую душу» Жуковского-поэта, Жуковского-художника.

Литература: Соловьев Н. В. Поэт-художник Василий Андреевич Жуковский. СПб., 1912.

Художественный справочник. Сто памятных дат. М., 1983.

ПОДЕЛИТЕСЬ ЗАПИСЬЮ