24. Павел Когоут «Прага — Москва» (Воспоминания о Викторе Монюкове)

Из сборника статей о Викторе Карловиче Монюкове «НА ТО И ПАМЯТЬ НАМ ДАНА» 

ЕЖИ ПШЕЗДЕЦКИЙ «ДВА СЛАВЯНИНА»… Читать ранее 

Читать далее…  ХАЙНЦ ШЛАГЕ «ОТКРЫТИЯ НА ГРАНИ ПОТРЯСЕНИЙ»

Павел Когоут «Прага — Москва»

(глазами родных, близких, коллег)

Ваша просьба написать воспоминания о режиссере Викторе Монюкове одновременно порадовала и опечалила меня. Приятно, что прошло уже столько времени, а вы не забываете одного из «героев момента», как я называю актеров и режиссеров. Их работа осуществля­ется исключительно при живом контакте со зрителем и полностью не может быть зафиксирована никакими тех­ническими средствами. Но одновременно мне жаль, что вы просите об этом только сейчас, когда многое стерто временем.

В августе 1968 года, во время вторжения армий «братских» стран, я был объявлен в знаменитой «Белой книге» одним из главных вра­гов Советского Союза. Оставался им практически до самого своего посещения России в декабре 2002 года, когда во МХАТе состоялась премьера моей пьесы «Нули». Многие люди защищаются от отверг­нутой любви тем, что вытесняют ее из памяти…

До рокового 1968 года, когда чехословацкая попытка придать более человечный облик социализму советского типа достигла куль­минации, русский театр был моим вторым домом. Статистика сви­детельствует о том, что моя пьеса «Такая любовь» была поставлена на десятках театральных сцен по всему Советскому Союзу. Одно время только в Москве ее предлагали зрителям три сцены — наряду со Студенческим театром Московского университета и Театром име­ни К.С.Станиславского москвичи могли посмотреть ее в постановке театра из Сталинграда. Это и стало причиной, по которой моя дру­гая пьеса, «Третья сестра», привлекла внимание МХАТа, конкретно режиссера Виктора Монюкова.

Политическое развитие у меня на родине было с начала шести­десятых годов логическим продолжением хрущевской «оттепели», которая у вас самих, к сожалению, быстро сменилась новым резким похолоданием. Постепенное открытие крепости, какой являлась Коммунистическая партия Чехословакии, началось именно в театре и кино. Чешское искусство перестало прислуживать диктатуре и мобилизовало все общество для помощи реформаторам, чтобы найти путь из тупика истории.

Как и пьеса «Такая любовь», «Третья сестра» была попыткой избавить театр от прокрустова ложа идеологии, диктовавшей худож­никам не только темы, но и эстетику. Это была также и моя первая несмелая попытка найти форму, которая тогда, в так называемом «лагере социализма», представлялась как упадническая. В других же странах мира она уже достигла апогея в таких произведениях, как «Вестсайдская история» или «Моя прекрасная леди».

Художники наравне с политиками и обычными гражданами выб­рали традиционную для чешской истории, веками выработанную в борьбе с иностранными оккупантами простую тактику: не дразнить врага громогласным провозглашением стратегических целей, а успо­каивать его, внушать уверенность в том, что все идет, как он того желает. Потому что клапаны реформы препятствуют возникновению чрезмерного давления критических настроений, но не создают угрозы для хода машины аппарата власти. Суть возрождения состояла не в том, чтобы устранить социализм, а, наоборот, чтобы освободить его от пут партийного и государственного аппарата, давно заботившегося лишь об удержании абсолютной власти.

«Третья сестра» имела не только все характерные признаки «про­грессивной» пьесы, но и искренне вторила основным идеям социа­лизма. Именно в отношении к этим идеалам, в действии отдельных героев пьесы было не на словах, а ситуативно разоблачено противоре­чие между идеалом и его изуродованной копией, которую называли позже «реальным социализмом». По этой причине и в самой Чехии часть критиков из лагеря догматиков отвергла пьесу как вредную. Но сил для полного ее запрета уже не было.

Отрицательного мнения о пьесе придерживался тогда и культур­ный атташе чехословацкого посольства в Москве. Когда он узнал о намерении МХАТа поставить «Третью сестру» на сцене филиала театра, то попытался воспрепятствовать этому при помощи советс­ких партийных органов. К счастью, в театре нашлась группа художников-коммунистов похожего с автором пьесы склада характера, которые хотели поставить спектакль именно потому, что он помог бы им высказать не напрямую, но вполне понятным языком их соб­ственные критические взгляды на состояние общества. Возглавлял эту группу Виктор Монюков.

Утрата родины после того, как я был насильно выслан в Австрию, надолго оторвала меня от моего архива. После возвращения до сегод­няшнего дня я не могу найти и досчитаться многих вещей. По этой причине я не смогу ответить конкретно, когда и где я впервые увидел Виктора Монюкова, о чем с ним говорил. Но с чистой совестью могу сказать, что в ходе наших встреч и в Праге, и в Москве речь всегда шла о политике и об искусстве.

Со многими своими друзьями, к которым относятся переводчик Владимир Савицкий, оба Олега (Ефремов и Табаков), я вел с Вик­тором многочасовые беседы о своих сомнениях и надеждах после знаменательной речи Никиты Хрущева на XX съезде КПСС и первой книги Александра Солженицына «Один день Ивана Денисовича». Тот факт, что В.К.Монюков хотел ставить «Третью сестру», развеял у меня все сомнения, я воспринял его как своего союзника и едино­мышленника.

По этой причине я хорошо понимал и его драматургические за­мечания, продиктованные необходимой тактикой, какой я и сам пользовался. Советская цензура в то время была более жесткой, нежели в Чехии, поэтому я как автор помогал ему перевести диало­ги в поступки. Я согласился с предложением переименовать пьесу в «Дом, где мы родились», так как прежнее напоминало название чеховских «Трех сестер».

Никакого непонимания у нас не возникло, потому что я тогда уже научился учитывать то обстоятельство, что театральный текст представляет собой инструкцию по применению, которой режиссеры, художники и актеры пользуются по-своему. К тому же я понимал специфику национальных театральных традиций и школ. Русским актерам так же трудно передать спокойный нрав чехов, как и чеш­ским зрителям воспринять русскую эмоциональность. Мой конк­ретный вклад в постановку состоял в том, что я научил актеров МХАТа танцевать уже модный в Чехии, но еще экзотический в Москве рок-н-ролл.

Однако, чтобы осуществить постановку, пришлось долго и упорно бороться, но не с московскими, а с пражскими догматиками. Меня тогда удивило сообщение от друзей из аппарата КПЧ, что за постанов­ку пьесы во МХАТе ходатайствовал советский адмирал А.Г.Головко. Когда президент ЧССР и первый секретарь партии Антонин Новотный выполнил его просьбу, многие подумали, что у меня огромные связи. Эта загадка вскоре разрешилась в Москве. Когда я после генеральной репетиции выскочил на сцену, чтобы представиться прекрасной глав­ной героине, она обняла меня и сказала свое имя: «Кира Головко». В стремлении помочь жене адмирал вел священную войну…

Львиную долю в осуществлении проекта сыграл, конечно, Виктор Монюков, который бесстрашно стоял за пьесу не только до премьеры, но и после нее, когда я уже стал политическим изгоем. Почти год потребовался для того, чтобы победоносным догматикам из Пра­ги удалось убедить своих друзей в Москве в том, что автор пьесы и преступник-инакомыслящий Павел Когоут — одно лицо. Пьеса была запрещена, мне кажется, перед ее 400-м представлением.

Одним из настоящих преступлений группы власть предержа­щих из окружения Брежнева было и остается то, что оккупация Чехословакии воспрепятствовала доведению до конца попытки реализации социализма, достойного своего славного имени. Исто­рия постановки и запрета моей пьесы во МХАТе является одним из небольших памятников этому преступлению, но одновременно художественной и гражданской визитной карточкой Виктора Монюкова.

Перевод с чешского И.П. Долгих

ЕЖИ ПШЕЗДЕЦКИЙ «ДВА СЛАВЯНИНА»… Читать ранее 

Читать далее…  ХАЙНЦ ШЛАГЕ «ОТКРЫТИЯ НА ГРАНИ ПОТРЯСЕНИЙ»

Из книги:

НА ТО И ПАМЯТЬ НАМ ДАНА…: сборник статей о театральном педагоге В.К. Монюкове. Владимир, 2008. Составители Надежда Васильева, Александр Курский. Под редакцией Бориса Михайловича Поюровского.

Сборник статей, посвященный выдающемуся театральному педагогу, режиссеру Виктору Варловичу Монюкову (1924-1984), составлен из воспоминаний учеников, коллег и людей, близко его знавших. Публикуются материалы, связанные с творческими командировками В.К. Монюкова в ФРГ, в Финляндию, в Чехословакию. Представлены некоторые его выступления и публикации. Книга сопровождается большим количеством фотографий.

Эта книга — признание в любви, долг памяти, взгляд в будущее.

Виктор Монюков - На то и память нам дана
Виктор Монюков — На то и память нам дана

Большая благодарность авторам сборника воспоминаний Александру Курскому и Надежде Васильевой за разрешение разместить на нашем сайте главы из этой замечательной книги, а также за всю оказанную ими помощь.

Из сборника статей о Викторе Карловиче Монюкове «НА ТО И ПАМЯТЬ НАМ ДАНА»

ПОДЕЛИТЕСЬ ЗАПИСЬЮ