2. Александр Розан «Школьный товарищ» (Воспоминания о Викторе Монюкове)

Из сборника статей о Викторе Карловиче Монюкове «НА ТО И ПАМЯТЬ НАМ ДАНА» 

ТАМАРА МАТЮХИНА «РОДНОЙ ДОМ»… Читать ранее 

Читать далее…  АЛЕКСАНДР ЛЮБИЦКИЙ «ДОРОГОЙ НАШ ЧЕЛОВЕК-ПРАЗДНИК»

Александр Розан «Школьный товарищ»

(глазами родных, близких, коллег)

В классе у Виктора был непререкаемый авто­ритет, все девочки безоговорочно им покорены, врагов нет. И даже представить невозможно, чтобы у него был враг, то есть скрытые где-то, конечно, могли быть, но…

Я был самым близким его школьным дру­гом. Виктор пришел к нам в четвертом классе, в школу в Большом Вузовском переулке, преобразованную из гимназии. Коллектив учителей оставался еще в основном гимназический, все немолоды, занимались серьезно. Ребята отличались грамотностью, редко кто допускал много ошибок. Русский язык преподавала замеча­тельная Мария Алексеевна. С.Н.Успенский, педагог по математике, чуть не до обморочного состояния доходил, когда кто-либо говорил глупости или не мог что-то сделать. Он плохо слышал, но был такой артистичный, тонкий, гибкий. А.Т.Бацман — преподаватель физики. Помним их до сих пор. Немецкий язык, например, преподавала Анна Карловна, немка. Когда я пришел в класс в первый день после ареста матери и ночного обыска (по существу, я остался один, в школу соби­рался самостоятельно, аккуратно), Анна Карловна подошла ко мне в коридоре и спросила: «Розан, мне кажется, у тебя что-то случилось, что произошло?». Я ей все рассказал, с той минуты она взяла надо мной шефство, помогала, проявляла особое внимание.

Школа была хорошая, но никто из нашего класса ее не закончил: началась война, ломка всех представлений, школу закрыли. И пус­тили нас по белу свету, правда, уже через год открылись вечерние школы.

Конечно, в школьные годы мы дружили, влюблялись в девочек. Вспоминается, была девочка, которая называлась Идеал. Появилась у нее такая подпольная кличка. Она жила где-то рядом с Витей. И, приходя ко мне, он рассказывал про Идеал.

В семье Монюковых было три сестры: Вера Константиновна, мама Виктора, Александра Константиновна, младшая сестра, и старшая сестра Наталия Константиновна. Наталия Константиновна была выдающимся офтальмологом, коллегой академика М.О.Авербаха, кроме того, знакомой М.И.Калинина. В большой коммунальной квартире семья занимала две комнаты. В 10-летнем возрасте Витя потерял отца, Вера Константиновна получила инвалидность, всю заботу о нем в основном взяла на себя старшая сестра. Наталия Константиновна была заядлая театралка и запросто, как говорят, открывала дверь во МХАТ. Витя ходил на все спектакли по несколь­ко раз. Если он читал стихи, то делал это выразительно. Препо­давательница литературы помогала ему готовиться к школьным концертам и удивлялась, что каждый раз он читал иначе.

Дома Виктор организовал свой театр. Он готов был поставить любой, самый мощный спектакль с актерами и декорациями.

Иногда он затевал такие спектакли в школе! У нас был учитель литературы, которого мы называли между собой Идолище Поганое. Повелось это с момента изучения древнерусской литературы, то есть знакомства с соответствующим персонажем. Однажды Витю вызвали рассказать плач Ярославны из «Слова о полку Игореве». «Вышла она, подошла к краю стены и говорит… Стоит она у края и говорит…». Эту фразу он повторял раза четыре и каждый раз с новой интонацией, а иногда с такой очень длинной паузой, облекая ее мучительным разду­мьем, будто физически мысли над ним витали. А Идолище молчит. Сначала ему это не понравилось, потом он заинтересовался, не преры­вал, смотрел и ждал, какой дальше плач будет. Довольно долго Виктор держал Идолище. Как завершилось, не помню, по-моему, он просто замолчал, а Идолище показал, что удовлетворен таким ходом дела…

В школе Виктор пользовался большим авторитетом у педагогов, они отмечали его блестящий ум, быструю реакцию. Он был дипло­мат и политик. Тогда появилась мода на учкомы, сотрудничество Учеников с учителями. В интерпретации Вити это была большая политическая кампания, он разоблачал интриги кого-то с кем-то, не терпел несправедливости. Одно время сам был председателем, и как только его избрали, учком приобрел вид политического штаба во время революции: все анализировалось, но, в общем, все было хорошо.

Виктор читал больше других. У него была хорошая память. О любом случае, произошедшем в жизни, рассказывал как о маленьком спектакле. Все воспринимал и видел непросто. Был умен и обладал властью над людьми.

А семья, в которой Витя рос, была высокой культуры, замечатель­ная русская семья. В доме царил дух дружбы, взаимопомощи. Мужа его тетки Александры Константиновны Куликовой в доме звали не иначе, как Кулич. Он любил сочинять разные истории, которые каж­дый вечер рассказывал детям, и Витя всегда ходил под впечатлением этих рассказов. Кулич ушел с ополчением на фронт и вскоре погиб.

Когда началась война, все обеспокоились, что у Виктора немецкая фамилия, а немцев на тот момент выселяли в 24 часа из Москвы, но каких-то оставили, и я спрашивал: «Ну как же, твой папа был немец?..» «Нет, — отвечал он, — мой папа прибалт». Все обошлось, но Виктор позже поменял фамилию Франке на девичью фамилию мамы.

В первые годы войны в Москве из одноклассников мы остались вчетвером: два мальчика и две девочки, остальные уехали. Почти каждый вечер собирались вместе. Витя привозил нам дрова. Он рабо­тал рассыльным в Институте имени Гельмгольца. Через некоторое время ему присвоили звание лейтенанта, он ездил на военной машине и при каждой возможности, где мог, собирал для нас дощечки.

Незадолго перед войной Виктор заметил мое заболевание. Всю жизнь я страдал загадочной болезнью: с наступлением сумерек те­рял зрение[1]. Он сообщил об этом Наталии Константиновне. Она, осмотрев меня дома, повела к Михаилу Осиповичу Авербаху. Он определил атопический пигментный ретинит. Мне объяснили особенности этого заболевания и сказали, что встречается оно крайне редко. Когда до войны я приходил к врачам на комиссию, объяснял свой диагноз, меня освобождали от службы. С началом войны меня сразу же из военкомата отправили в распределитель­ный батальон.

Здесь в светлое время суток я помогал всем и всегда, будучи спортивно подготовленным, обладая большим запасом сил. А вече­ром никто не мог понять, в чем дело: одни мне помогали, а другие устраивали жестокие проверки. Старшина, считая, что я просто симулирую, отправил меня в санчасть, откуда я был отослан на об­следование во Львов. Здесь, в госпитале, врач А.В.Рославцев быстро осмотрел меня и, особо не разговаривая, определил в запасной полк. Обо всем я написал отцу и попросил зайти к Виктору: может, карта цела в Институте, пусть дадут выписку.

Отец нашел Витю. По каким-то причинам не удалось получить официальную справку, и тогда Витя сам написал на бланке Инсти­тута, что у Александра Розана атипический (тут он сделал ошибку) пигментный ретинит, и размашисто подписал: Виктор. Отец приез­жает в часть, представляет подтверждение диагноза из Института имени Гельмгольца… Никто из врачей не смог признать, что не знает профессора по фамилии Винтор.

Меня поместили в офицерскую палату и оставили работать при госпитале. А впоследствии отправили домой даже с сопровождающим. Виктор очень радовался тому, что смог мне помочь, любил потом об этом вспоминать.

Когда он поступил в Школу-студию, дружба наша продолжалась, но все-таки мы оказались в совершенно разных средах. Я работал, постепенно наши контакты ограничились сборами у Лилечки, нашей одноклассницы.

Уже намного позже он изредка заходил к нам. Моя жена любила его — остроумного, находчивого, учтивого. Впрочем, Виктора любили все женщины, девушки, а бабушки просто обожали — всегда везде ждали, угощали и слушали…

Когда много лет спустя после окончания школы мы начали встре­чаться классом, первым вопросом у всех было: «Будет ли Витя?». Он был центром компании. Что бы он ни рассказывал, что бы ни делал, это всегда было высоко артистично. Он так любил играть, что мог виртуозно оправдать любую неловкость и превратить все в малень­кий спектакль. Помню, как уходя после очередной нашей встречи, Витя неудачно надел плащ, просунув руку не в тот рукав. Заметив, что мы обратили на это внимание, он устроил такое представление, что все легли от хохота.

Безотказный, верный в дружбе, Витя всегда был любим и жела­нен.

[1] Мало кто знал, что у самого Виктора Карловича было плохое зрение, с детства он видел практически только одним глазом. Остается только удивляться тому, как ничто не ускользало от его зоркого взгляда. (Примеч. сост.)

ТАМАРА МАТЮХИНА «РОДНОЙ ДОМ»… Читать ранее 

Читать далее…  АЛЕКСАНДР ЛЮБИЦКИЙ «ДОРОГОЙ НАШ ЧЕЛОВЕК-ПРАЗДНИК»

Из книги:

НА ТО И ПАМЯТЬ НАМ ДАНА…: сборник статей о театральном педагоге В.К. Монюкове. Владимир, 2008. Составители Надежда Васильева, Александр Курский. Под редакцией Бориса Михайловича Поюровского.

Сборник статей, посвященный выдающемуся театральному педагогу, режиссеру Виктору Варловичу Монюкову (1924-1984), составлен из воспоминаний учеников, коллег и людей, близко его знавших. Публикуются материалы, связанные с творческими командировками В.К. Монюкова в ФРГ, в Финляндию, в Чехословакию. Представлены некоторые его выступления и публикации. Книга сопровождается большим количеством фотографий. 

Эта книга — признание в любви, долг памяти, взгляд в будущее. 

Виктор Монюков - На то и память нам дана
Виктор Монюков — На то и память нам дана

Большая благодарность авторам сборника воспоминаний Александру Курскому и Надежде Васильевой за разрешение разместить на нашем сайте главы из этой замечательной книги, а также за всю оказанную ими помощь.

Из сборника статей о Викторе Карловиче Монюкове «НА ТО И ПАМЯТЬ НАМ ДАНА»

ПОДЕЛИТЕСЬ ЗАПИСЬЮ