Текст ток-шоу «Действующие лица» с участием Вячеслава Долгачева (радио «Культура»)

7-го октября 2015-го года Художественный руководитель Московского Нового драматического театра принял участие в радио программе на радиостанции «Культура» под названием «Действующие лица».Многим интересно будет почитать интересную беседу с Вячеславом Долгачевым. Для посетителей нашего сайта и зрителей Нового театра мы подготовили текст этой беседы, который Вы можете почитать здесь. Из текста беседы были удалены некоторые повторения, незначительные фрагменты для удобства восприятия читателем. Беседовали с Вячеславом Васильевичем журналисты Владислав Борецкий и Оксана Подрига.

Владислав Борецкий: У нас театральный день. У нас сегодня в студии режиссер и художественный руководитель Московского Нового драматического театра Вячеслав Долгачев. Вячеслав Васильевич, здравствуйте.

Вячеслав Долгачев: Здравствуйте.

Владислав Борецкий: Вы у нас в первый раз и это хорошо. Двойной юбилей в этом году, да?

Вячеслав Долгачев: Да.

Владислав Борецкий: Сороковой сезон…

Вячеслав Долгачев: Это не сороковой сезон, а 40 лет театру. Сороковой сезон у нас был предыдущий. Это театр с такой интересной историей. Сначала отчет сезона был, а потом открытие официальное театра.

Оксана Подрига: Сначала размялись, нулевой цикл был такой, пилотный выпуск?

Вячеслав Долгачев: Так было без меня, до меня, но было так. Поэтому, у нас сорокалетие театра в январе 2016-го года, но в этом сезоне.

Владислав Борецкий: И 65 лет ваших?

Вячеслав Долгачев: Ну, да.

Владислав Борецкий: А вы там с первого года. С 2001-го года. Это сколько у нас получается?

Вячеслав Долгачев: 15 лет.

Владислав Борецкий: А в следующем году — 15 лет будет. Любите юбилеи?

Вячеслав Долгачев: Да ну, нет. Как-то не особенно.

Владислав Борецкий: Открылись вы в этом сезоне Олби, да?

Вячеслав Долгачев: Да, «Кто боится Вирджинии Вулф?».

Владислав Борецкий: Вы с Олби давно? Вот вы лично.

Вячеслав Долгачев: Я лично первый раз.

Владислав Борецкий: Прикоснулись первый раз?

Вячеслав Долгачев: Первый раз, да. Я никогда не ставил Олби.

Владислав Борецкий: А почему вдруг?

Вячеслав Долгачев: Знаете, никогда это «вдруг» не бывает.

Владислав Борецкий: А почему «не вдруг»?

Вячеслав Долгачев: А «не вдруг», потому что какие-то вещи… Естественно, я прочел эту пьесу давно и видел различные спектакли по ней. Ну, зреет внутри постепенно. Никогда не знаешь, ведь, когда оно произойдет. Я, знаете ли, всю жизнь мечтал поставить Беккета, а поставил только в прошлом сезоне, к моей радости. Это постепенно накапливается для того, чтобы произошло это событие, то есть спектакль, нужно, чтобы несколько ниточек связалось в узелочек. Если одна ниточка не связывается, то не получается. Я вот Чехова люблю — в Америке ставлю, а в России ни разу.

Владислав Борецкий: Почему?

Вячеслав Долгачев: Ниточки не связываются.

Владислав Борецкий: Это здесь. А там?

Вячеслав Долгачев: А там связались.

Владислав Борецкий: А там вы ставите с ними?

Вячеслав Долгачев: Естественно.

Владислав Борецкий: Своих не привозите?

Вячеслав Долгачев: Нет. Я поставил в Нью-Йорке «Чайку», ставил на Бродвее. Так вот связались все ниточки и получилось то, что хотелось. А в Москве нет.

Владислав Борецкий: Ну, свяжется, дай Бог.

Вячеслав Долгачев: Все может быть, да.

Оксана Подрига: И в итоге как-то так — в Америке Чехов, а в России Олби. Какие-то перекресты.

Вячеслав Долгачев: Конечно, конечно. У меня вообще в репертуаре театра много зарубежной классики. Я бы сказал, Олби уже живой классик.

Оксана Подрига: У вас большой репертуар сейчас в театре?

Вячеслав Долгачев: Да, 29 названий.

Владислав Борецкий: Ух ты! Это прилично.

Вячеслав Долгачев: Включая 5 детских спектаклей — очень неплохих.

Владислав Борецкий: Вот я вернусь к вопросу, который не успел задать. В прошлом году Беккет «В ожидании Годо» — один из столпов так называемого театра абсурда и т.д. Несколько лет назад Сергей Юрьевич, я имел ввиду Юрский, поставил Лысую певицу Ионеско. Тоже из той же обоймы автор. Когда я его расспрашивал с пристрастием об этом, он сказал: «Знаешь, дело все в том, что абсурдный – это наиболее ясный способ разговора с аудиторией». Честно говоря, я был крайне удивлен этим ответом, потом думал-думал и, в общем, зерно какое-то рациональное в этой мысли есть.

Вячеслав Долгачев: Вообще я не очень люблю этот ярлык, который вы приклеили.

Владислав Борецкий: Я вообще ярлыки не люблю. Но его же нельзя назвать реалистом?

Вячеслав Долгачев: Знаете, а я бы назвал его вполне реалистом.

Владислав Борецкий: Вполне реальный — хорошо. А почему Годо?

Вячеслав Долгачев: Абсолютно реальная история, Я видел много спектаклей по Беккету и, в частности – «В ожидании Годо». И меня всегда удивлял подход, такой, мне кажется, клишированный, такой штамп. Должна быть пустая сцена, все должно быть очень условно, потому что все происходит неизвестно где и неизвестно с кем…… Очень даже известно где, очень даже известно с кем, там все вполне обстоятельно и обосновано. А что касается абсурда, то если послушать любой диалог любой группы людей в нашей реальности и записать это, то получится вполне пьеса.

Оксана Подрига: То получится цитата из Натали Саррот.

Вячеслав Долгачев: Конечно-конечно, потому что это нам только кажется, что мы очень логичны, мы очень правильны, что у нас причинно-следственная связь во всех наших диалогах. Это далеко не так. Мы говорим пунктирно, диффузно, мы не даем партнеру договорить до конца.

Оксана Подрига: Как у нас с тобой сейчас произошло.

Вячеслав Долгачев: Он открывает рот, а мы уже понимаем, что он сейчас скажет — уже начинаем отвечать и т.д. И поэтому абсурд очень условное название.

Владислав Борецкий: По поводу диалога мне сразу вспоминается эпиграф к «Зияющим высотам» Александра Зиновьева. «Дурак – сам дурак». 50 лет прошло и ничего не изменилось.

Вячеслав Долгачев: Ну, у Сэмюэла Беккета тоже ничего не изменилось.

Владислав Борецкий: Но сейчас Олби… Вернемся все-таки к этому сезону – Олби у вас таким премьерным локомотивом по этой осени.

Вячеслав Долгачев: Вообще каждый сезон с момента моего руководства театром у нас премьеры.

Владислав Борецкий: То есть, 15 премьер…

Вячеслав Долгачев: Нет, не 15, их больше — но мы открываем сезон всегда премьерой. У нас в первый день нашего сезона всегда премьера. Мы ее готовим заранее и открываем. Вот открыли Вирджинией Вулф.

Владислав Борецкий: А вот как Оксана выяснила, 29 наименований, названий у вас на афишной тумбе. А самый старый какой спектакль?

Вячеслав Долгачев: Самый старый спектакль – «12 разгневанных мужчин» по сценарию Роуза известного. Фильм очень старый и известный. Есть уже ремейк в Америке, в начале 90-х был снят. И мы сделали этот спектакль.

Оксана Подрига: А сейчас, наверное, вообще как-то очень здорово переплетаются и киноистории и театральные истории. И как-то уже стерта эта грань между четкими жанрами.

Вячеслав Долгачев: Хороший сценарий – это хорошая драматургия прежде всего. Конечно, есть специфика у киноповествования и у театрального, но хороший сценарий звучит и на театральной сцене.

Оксана Подрига: А с другой стороны, почему бы театру не брать какие-то киноприемы, которые работают довольно здорово на театральной сцене и дают какой-то новый режиссерский импульс?

Вячеслав Долгачев: Я думаю, киноприемы давным-давно уже в театре применялись и использовались. Другое дело, как замечательный Питер Брук сказал, что любое открытие в театре очень быстро становится штампом, когда все бросаются на эту дорогу и начинают это дело использовать. Когда-то обнаженные артисты появились, у Марата Санди, а потом это стало общим местом. Теперь это уже никого не удивляет, не поражает и даже не шокирует. Также и киноприемы, их можно использовать, можно не использовать. Но я всегда невероятно пугаюсь, когда прихожу в зал и вижу экран: «Так, значит опять будут крупняки давать». Это все понятно, но не всегда это работает на содержание и иногда становится общим местом.

Оксана Подрига: Кино очень часто становится отдельным жанром.

Вячеслав Долгачев: Ну да.

Владислав Борецкий: А наоборот не играют. А театр в кино не входит?

Вячеслав Долгачев: Нет.

Владислав Борецкий: Я не имею ввиду классический телевизионный театр. А именно полный метр и театр там не применим?

Вячеслав Долгачев: Нет.

Владислав Борецкий: Несправедливо.

Оксана Подрига: Я сейчас знаете что вспомнила. Помните фильм «Король-олень». Он же абсолютно театральный.

Владислав Борецкий: Но он театрализованный изначально.

Вячеслав Долгачев: Мне кажется, это из области попыток эксперимента. Как шоу — это продолжение не получило. Он даже прозвучал в свое время и на этом закончилось.

Владислав Борецкий: Может быть и хорошо, хотя просто так случилось и это ни хорошо, ни плохо, просто случилось.

Вячеслав Долгачев: Да, это отражает реальность процессов восприятия и законов жанра.

Владислав Борецкий: Я вспоминаю единожды мое свидание с Новым театром.

Вячеслав Долгачев: О, вы были там?

Оксана Подрига: Я тоже была, только очень давно.

Вячеслав Долгачев: Потрясающе.

Владислав Борецкий: Там далеко-далеко по Ярославке.

Вячеслав Долгачев: Теперь уже не так далеко.

Владислав Борецкий: Ну тогда казалось далеко.

Вячеслав Долгачев: А теперь Санкт-Петербург рядом просто. Сели на сапсан и через 4 часа уже там. Мы ближе гораздо.

Владислав Борецкий: Да, говорят, что на сапсан сел и не заметил. А тогда это был автобус, от ВДНХ до МКАД. Я сейчас пытаюсь вспомнить, что это был за спектакль. Это было в конце 1990-х.

Вячеслав Долгачев: Незадолго до того, как я пришел. Это наверно был Борис Александрович Львов-Анохин.

Владислав Борецкий: Это Анохин сам был, потому что он был до 2000-го, если я не ошибаюсь.

Вячеслав Долгачев: Я пришел через год с небольшим.

Владислав Борецкий: Мне вспоминается совершенно большой и высокий зал.

Вячеслав Долгачев: Это действительно так. Параметры сцены абсолютно МХАТовские.

Владислав Борецкий: А вообще-то он же на 200 мест?

Вячеслав Долгачев: Да, 200 мест. Он кажется большим за счет кубатуры зала, высокие потолки и большая сцена.

Владислав Борецкий: Но, когда подходишь, видишь эти колонны. Это внушает.

Вячеслав Долгачев: Это само собой, колонны и сразу видно, что театр.

Владислав Борецкий: Это правда, а труппа, конечно, поменялась очень здорово, я обратил внимание, что очень много молодежи и вычитал, что у вас чуть ли не самая молодая труппа в Москве.

Вячеслав Долгачев: Это так. У нас до 30-ти лет большая часть труппы.

Владислав Борецкий: До 30? Скажем так, вчерашние студенты?

Вячеслав Долгачев: Ну, вчерашние, позавчерашние и позапозавчерашние.

Владислав Борецкий: А как они приходят? Вы смотрите, вы ездите?

Вячеслав Долгачев: Также, как и во все театры. У нас есть показы, их смотрят. Мы каждый год смотрим выпускников.

Владислав Борецкий: На местах или они к вам приезжают?

Вячеслав Долгачев: Нет, они к нам приезжают. На местах тоже иногда смотрю, если есть возможность — дипломные спектакли. Но все-таки просмотр – это совсем другое. Когда они работают на своей площадке, в своих обстоятельствах – это одно. Они окружены заботой, любовью и теплом педагогов. А вот когда они приходят ко мне…

Владислав Борецкий: Стены родные.

Вячеслав Долгачев: Конечно. Там им помогает все. Но когда они приходят в незнакомое место, на совершенно незнакомую сцену…..

Оксана Подрига: Для них это пограничная ситуация.

Вячеслав Долгачев: Безусловно, и это очень интересно, когда, как и кто проявляется здесь и они, собственно, попадают в театр. У нас есть замечательные ребята, которые приходили и они просто были как родные с первого дня. То есть, приходили и сразу входили в репертуар. Не было этого тяжелого периода инкубационного, когда нужно примериться, прислушаться.

Оксана Подрига: Может быть, просто на свою роль попадали?

Вячеслав Долгачев: Нет.

Владислав Борецкий: В пространство свое.

Вячеслав Долгачев: Да. У нас многие, входя в театр, говорят: «Как здесь хорошо. Какая здесь атмосфера хорошая». Иногда спрашиваешь абитуриента или претендента, который понравился: «Подойдет тебе театр?», — «Да», — «А почему?». «Мне здесь нравится».

Оксана Подрига: Любовь чувство иррациональное.

Владислав Борецкий: Это хорошо, это здорово.

Перерыв на рекламу.

Владислав Борецкий: Мы уже в эфире, дамы и господа. Вячеслав Васильевич Долгачев — режиссер и худ.рук. Московского Нового драматического театра, который до сих пор состоит на улице Проходчиков.

Вячеслав Долгачев: Да, совершенно справедливо.

Владислав Борецкий: Собственно, это в двух шагах от Ярославского шоссе. Его видно с дороги.

Вячеслав Долгачев: Да, можно разглядеть.

Владислав Борецкий: Но не место красит человека.

Оксана Подрига: А вот ваш гений места. Как он на вас отражается?

Вячеслав Долгачев: Вообще, тишина действует благотворно. Когда ты оказываешься в центре, в том самом месте, где много театров, все происходящее там очень сильно зашумляет сознание.

Оксана Подрига: Рефлексивно?

Вячеслав Долгачев: Конечно. Всего хватает. А вот у нас спокойно, размеренно, мы можем делать то, что мы хотим. Мы занимаемся своим собственным делом, своим собственным театром. Мы тихо занимаемся своим делом и занимаемся тем театром, который имеет своего зрителя.

Оксана Подрига: А как бы вы описали свой театр?

Вячеслав Долгачев: Так в моей жизни сложилось, что я, попав в Московский Художественный театр на спектакль Данченко «Три сестры» в 11 лет, пришел в такой неописуемый восторг, что выходя из театра сам себе сказал, что я бы очень хотел когда-нибудь оказаться в этом театре с другой стороны, со служебного входа. Это моя детская мечта — она осуществилась. Я оказался в МХАТ, и это был действительно мой театр, мой дом и Олег Николаевич Ефремов. Это было самое большое счастье в моей жизни, 10 лет, которые я провел в Московском Художественном театре. Я, начиная с 11-ти лет, со спектакля Данченко, абсолютно пропитан МХАтовсими идеями. Они, мне кажется, не устарели, они не умерли, они живы, живы во мне и в моей идее. Я продолжаю заниматься тем же самым и здесь, и в Америке, где я преподаю, русский психологический театр. Для меня это самое главное. Можно что угодно придумать, любые экраны и киноприемы применить, но если на сцене нет живого человека — а это очень трудно, чтобы артист на сцене был абсолютно живым. Если нет живого человека, то мне в таком театре неинтересно, я начинаю скучать.

Оксана Подрига: А как быть со зрителем, который теперь …. С одной стороны понятно, что мы все выросли на русском психологическом театре. А сейчас очень часто, наверное, такая общая тенденция к неким развлечениям. Попытка сходить на что-то новенькое, на что-то будоражащее…

Вячеслав Долгачев: Я думаю, что это тоже очень сильно начинает утомлять всех, вот это новенькое и будоражащее.

Оксана Подрига: То есть….. Детскую болезнь новизны в коммунизме мы пережили, да?

Вячеслав Долгачев: Я думаю, что мировой театр, все-таки, возвращается к очеловечиванию. Расчеловечивание настолько мощно работало в последнее время, что вот-вот уже есть потребность к чему-то очень живому. Я думаю, что театр – это единственное место подобного общения, настоящего, без вранья, если он настоящий. Эта развлекуха, которой нас окружили со всех сторон, и просто уже запихивают во всевозможные органы нам — то она рано или поздно вызовет обратную реакцию. Она вызывает обратную реакцию. Несмотря на модные тенденции в нашем театре — русский психологический театр воспринимается публикой хорошо.

Владислав Борецкий: По этому поводу не так давно высказался маэстро Кшиштоф Пендерецкий, когда его спросили по поводу его увлечения… увлечений ранних постмодернизмом. Он сказал: «Я эту дверь лет 30 назад для себя закрыл. А те, кто эти дверки в моем возрасте не закрывают, рискуют получить, как минимум, прострел».

Вячеслав Долгачев: Совершенно согласен. Я тоже в молодости очень увлекался Пендерецким — но прошло, слава Богу. Это хорошие воспоминания.

Владислав Борецкий: И возврат к классике – без нее никуда. У молодых актеров, которые пришли к Вам в этом году — у них есть ощущение школы?

Вячеслав Долгачев: Что касается школы, то с каждым годом с этим все сложнее и сложнее. Во-первых, уходят настоящие великие педагоги. Сегодня эта тенденция очевидна совершенно во всех школах — отсутствие школы. Я каждый год смотрю и иногда просто диву даюсь и развожу руками. Тут много факторов, во-первых, педагогический состав вызывает у меня часто большие вопросы. Во-вторых, мне кажется, что сегодня в профессию идут не те люди, которые шли 20-30 лет назад. Совсем не те. Сегодня очень многие абитуриенты идут в театральный ВУЗ не для того, чтобы стать театральными артистами, а чтобы сниматься в сериалах.

Владислав Борецкий: В звезды, скорее, в звезды.

Вячеслав Долгачев: Да, в звезды, но в сериал.

Оксана Подрига: Медийное лицо – быстрое получение узнаваемости.

Вячеслав Долгачев: Поскольку они воспитаны на сериалах, они смотрят их бесконечно и им кажется, что это и есть настоящее искусство. Они хотят так играть, так думать…

Владислав Борецкий: За редчайшим исключением там же игры никакой.

Вячеслав Долгачев: Так они и не знают об этом. Они и не предполагают, что там игры никакой. Им кажется, что это и есть реальная жизнь.

Владислав Борецкий: Я хотел бы еще спросить, а что, в стенах Щукинского училища или Щепкинского, или школы-студии МХАТ, или в ГИТИСЕ РАТИ, что им не объясняют? А то некому объяснять, получается!?

Вячеслав Долгачев: И то и другое. Иногда некому объяснять, а иногда уже…. Понимаете, это такой комплекс в нашей жизни, который выдает на выходе вот такой продукт. Иногда, как ни странно, сначала звонит курс и спрашивает, когда у вас показ, а потом просто не приходит. Потому что, вдруг они, когда получают диплом, понимают, что им не сильно нужно в театр идти. И дело не в том, что это наш театр, и в других театрах происходит тоже самое. Вот такого наплыва желающих показаться, как это было даже 10 лет назад, сейчас нет. И даже, когда берешь человека, он еще думает, а стоит ли ему. И стоит только позвать его в какой-нибудь сериал, параллельно с предложением работать в театре, он, конечно, выбирает сериал и убегает. Потом он исчезает. Он снимается в 1-2 фильмах и все, просто человека нет. Я имею неплохую зрительную память, запоминаю людей и их фамилии. И потом хочется проследить, а что с ним стало — вот я хотел эту девочку взять, а она пошла в сериал и исчезла, и больше ее нет.

Владислав Борецкий: А ваши ребята не работают? То есть, вы их отпускаете?

Вячеслав Долгачев: Работают, все работают. Всем же хочется зарабатывать не только славу, но и деньги. Я, к сожалению, должен с этим считаться, потому что жизнь артиста не так легка и цветиста, как хотелось бы. Хотя, в нашем театре артисты имеют приличные зарплаты, на фоне… вполне приличные — жить можно. Но, конечно, хочется больше и, потом, не только в деньгах дело. Им хочется пробовать себя в кино, видеть себя на экране, конечно, популярность никто не отменял, как приманку для артиста… сладкое слово популярность. Но я всегда настаиваю на одном, чтобы приоритетом был театр, потому что сегодня есть у тебя съемки, а завтра нет. А в родной дом ты все-таки вернешься. У тебя здесь крыша над головой, где тебя примут и ждут. Очень трудно составлять в связи с этим рабочий график.

Владислав Борецкий: Репертуарный план?

Вячеслав Долгачев: Репертуарный план легче, потому что на спектакли-то придут.

Владислав Борецкий: У Вас по два состава?

Вячеслав Долгачев: Да, бывает два состава — не на все роли, но бывает. Но выпускать новые работы довольно трудно, поскольку утренние часы – это съемки, озвучание и т.д. Ничего, как-то мы справляемся, все эти 15 лет снимаются почти все и при этом работаем, потому что есть такое правило, пока есть у тебя новая работа, спектакль, то ты не снимаешься, отказываешься. Или уж совмещаешь так, чтобы это не сказалось на работе в театре. За 15 лет я ни одному артисту не отказал в съемках. Обычно, есть правило такое — просят письменное разрешение на отсутствие на работе.

Владислав Борецкий: Чего-чего? Как так?

Вячеслав Долгачев: Ну, а как же? Пишет заявление — «Прошу меня не занимать в такие-то числа».

Владислав Борецкий: И в эти числа вы согласны?

Вячеслав Долгачев: Да, я вношу это в рабочий график, стараюсь так строить репетицию, чтобы….

Владислав Борецкий: Но это уж прямо что-то такое… это сложности.

Вячеслав Долгачев: Очень тяжело.

Владислав Борецкий: Там должен быть специальный человек у вас работать?

Вячеслав Долгачев: Есть, конечно – заведующий труппой он называется.

Владислав Борецкий: А зав. лит. у вас есть?

Вячеслав Долгачев: Да, конечно.

Владислав Борецкий: Это вы?

Вячеслав Долгачев: Нет, я художественный руководитель всего лишь.

Владислав Борецкий: А режиссеры приходят к вам ставить?

Вячеслав Долгачев: Да, приходят. У меня Прикотенко поставил свой спектакль, еще до того, как он впоследствии появился в Ленкоме. Андрюша Прикотенко поставил Гамлета. Хороший был спектакль. Он по причинам исполнителя просто перешел в кино навсегда и там же почил, просто исчез. У меня Владимир Богатырев из РАМТа несколько спектаклей поставил, замечательных просто. Огарев Саша поставил спектакль. И сейчас у меня два выпускника Щукинского училища, я надеюсь, поставят свои дипломные работы.

Владислав Борецкий: Режиссерского факультета?

Вячеслав Долгачев: Да, режиссерского факультета.

Оксана Подрига: Вы не зря упомянули про зав. лита. Очень часто режиссер говорит, что нет хорошей современной драматургии и, поэтому, все уходят в прошлое. Как вы сейчас относитесь к такому литературному полю для театра?

Вячеслав Долгачев: Это большая беда, потому что если ты воспитан на хорошей литературе, то ставить плохие тексты, также как и плохую музыку, я лично не могу себе этого позволить. И когда я начинаю читать, а читаю я много, и на третьей странице бросаешь, потому что понимаешь – это графомания.

Владислав Борецкий: У них сейчас современная литература?

Вячеслав Долгачев: Да, современная, конечно, графомания. Очень часто это невозможно читать, и ни ставить, ни играть никому бы я это не советовал. И смотреть это не хочу, честно. Я тоже хожу в театры и я тоже зрителем в театре бываю. Но изредка что-нибудь да попадается, к сожалению, все реже и реже. Пишут все, кому не лень. Фейсбук, ЖЖ – там все пишут, там все гении, все замечательно, но без меня.

Владислав Борецкий: А есть еще проза и поэзия, но поэзию отставим.

Вячеслав Долгачев: Да, но, тем не менее, вот попалась мне книга Майи Кучерской «Чтение для впавших в уныние».

Владислав Борецкий: А вы поставили?

Вячеслав Долгачев: Я поставил спектакль. Это проза, чистая проза, я сделал вещь невозможную. Сама Майя, например, была удивлена, когда я спросил у нее разрешение на постановку: «А что же там играть-то, там ведь ни сюжета, ничего». Я сказал: «Вот приходите и посмотрите».

Владислав Борецкий: Ну Марина Станиславовна Брусникина…

Вячеслав Долгачев: Нет, Марина Брусникина делает, насколько я понимаю, нечто другое. Она пытается из прозы сделать некую драму и сделать спектакль. А здесь «Чтение для впавших в уныние» — выходят 12 артистов с книжкой и пытаются ее прочесть. Делают они это час сорок, час пятьдесят, к большому удивлению и удовольствию публики. Интересный спектакль. Вот он был в Золотой маске в неконкурсной программе в прошлом году. Пришли масочники и удивились очень.

Оксана Подрига: А вот такой, назовем, кризис современной драматургии определяет такие странные тенденции, с которыми мы столкнулись в последние годы, когда вдруг оказывается, что несколько театров ударились в античность. Потом вдруг оказывается, что одновременно в Москве может идти пять Женитьб Гоголя. Или это что-то в воздухе, вот эти произведения, в них есть такие темы, такие крючки, которые сейчас так необходимы?

Вячеслав Долгачев: Думаю, что да. Идеи, они же в воздухе витают, как известно, не в одну голову, а сразу в несколько. Кто там радио изобрел, спорят до сих пор.

Владислав Борецкий: Попов.

Вячеслав Долгачев: Ну нет, есть и другие авторы.

Владислав Борецкий: Маркони запатентовал.

Вячеслав Долгачев: Ну тем не менее. Понятно, что эти идеи в воздухе, а потом это ощущение. Г.С. Товстоногов замечательно говорил, что сверхзадача спектакля лежит в зрительном зале. Тот побеждает, кто угадывает потребность публики, которую она сама еще не сформулировала. Это часть нашей профессии и задачи, почувствовать, что же сегодня публика хотела бы получить, но еще не знает для себя формулировку этого.

Владислав Борецкий: Знаете, это дар такого предвидения.

Вячеслав Долгачев: Конечно. В каком-то смысле да, а как же.

Владислав Борецкий: Это невозможно.

Вячеслав Долгачев: Возможно.

Владислав Борецкий: Почувствовать биение струн — будущее.

Вячеслав Долгачев: Почувствовать потребность публики. Настоящую, подлинную, не поверхностную.

Владислав Борецкий: Хорошо.

Оксана Подрига: Публика начала хотеть думать?

Вячеслав Долгачев: Думаю, что да. Знаете, развлекалка, она, конечно же, собирает еще большую аудиторию и это будет всегда. Тут ничего не переделать. Процент людей, читающих русскую классику, например Тургенева…

Владислав Борецкий: А он всегда был небольшой.

Вячеслав Долгачев: Конечно.

Владислав Борецкий: Даже во времена Ивана Сергеевича был небольшой.

Вячеслав Долгачев: Безусловно. Но если мы будем обслуживать только тех, кто не читает Тургенева, то вообще мы можем истончить этот слой совсем уже до невидимости. А нам нужно хотя бы хоть как-нибудь по крупиночке его приращавать. Я по своему театру могу сказать. Я пришел в театр и в силу его географического положения, естественно, все близлежащие дома его посещали. В основном это был контингент пожилых людей, среднего возраста и старше среднего возраста.

Оксана Подрига: Привыкших ходить в театр.

Вячеслав Долгачев: Безусловно, да. Еще театральное время было, более менее.

Владислав Борецкий: Мало кто может сказать: «А вот у меня во дворе свой театр».

Вячеслав Долгачев: Сейчас мы взяли курс с самого начала, как я пришел, на молодежь. У нас там много институтов вокруг нас – МГСУ, у нас там есть Полиграфический колледж и т.д. И вот ребята стали ходить, потянулись и они теперь составляют основную массу зрительного зала. Конечно, они точно также подвержены и развлекалке тоже, но они же у нас на Годо. Причем, по сведениям нашей администрации, есть зрители, которые ходят не один раз на Годо. Пришли, посмотрели, что-то зацепило, не совсем поняли, то пришли еще раз. И я считаю, что это очень серьезная и важная наша миссия. Мы воспитываем публику и делаем людей театральными, они начинают удовлетворять свои внутренние потребности через театр. Это очень важно.

Владислав Борецкий: Я смотрю просто по вашим авторам — у вас нет случайных. У вас очень сильная литературная платформа.

Вячеслав Долгачев: У нас зав. лит совсем недавно ушел на пенсию. Это замечательный, один из старейших завлитов Москвы — Евгений Васильевич Вихрев. Он отметил свое 75-летие, мы всем театром отмечали его славный юбилей. Он доработал до 75-ти лет.

Владислав Борецкий: С первого дня театра, получается?

Вячеслав Долгачев: Почти. Он почти с основания театра работал. Это замечательный человек, он даже не столько зав. лит, это по штатному расписанию завлит, он был таким настоящим мудрецом и советником в театре. К нему обращались по любым вопросам различные службы, его очень любили артисты и любят. Он просто вышел на пенсию в силу возраста — 75 лет, все-таки, уже тяжеловато. Но это был наш человек, который стоял у руля театра.

Оксана Подрига: Год русской литературы как-то вошел в вашу жизнь?

Вячеслав Долгачев: Знаете, он никогда не выходил из нашей жизни. Как бы вы не назвали какие-то там мероприятия культурные или около того, русская литература – это основа нашей жизни.

Оксана Подрига: Знаете, почему я спросила. Сейчас очень многие актеры начали читать стихи и вдруг это оказалось очень востребованным.

Вячеслав Долгачев: Потому что поэзия в нашей жизни отсутствует. Она так долго отсутствует, что пора бы уже ей постучаться в наши двери. Это как раз к вопросу о том, что сверхзадача находится в зрительном зале. Почему они стали востребованы? Потому что это какой-то дефицит. Знаете, отсутствие какого-либо витамина в нашей жизни, оно чувствуется.

Оксана Подрига: Какой хороший витамин – поэзия.

Вячеслав Долгачев: Конечно. И вот как только это пришло в хорошие головы, читать стихи, оказалось, что востребовано. Просто еще публика не знала, чего она хочет. Она очень хочет поэзии.

Оксана Подрига: Да, если мы возьмем публику 60-х, когда-то собиравшую стадионы и Политех — а сейчас мало ходит.

Вячеслав Долгачев: А сейчас ее нет совсем. Наши ведь не ходят. Ее просто нет.

Владислав Борецкий: Но есть, все-таки, какие-то единичные? Собирается все таки и в театре ДОК, и были до ремонта Политехнического поэтические вечера там. Согласен, это ни в коей мере не покрывает Лужники 62-64-го.

Вячеслав Долгачев: Это же совсем маленькая толика.

Оксана Подрига: Может быть, это сейчас и не надо, вот в таком масштабе… А более камерно вполне?

Владислав Борецкий: Стадиона, может быть, и нет.

Вячеслав Долгачев: Я думаю, что это будет все более и более востребовано. Мы действительно недополучаем, наш организм недополучает такого мышления, такого зрения, такого взгляда на реальность, в которой мы находимся. Потому что поэзия – это квинтэссенция, то есть так поставленные подряд три слова прочищают сознание настолько, что ты сам бы никогда не сформулировал так себе это. И ты начинаешь жить чуть-чуть с другим зрением. И потребность в этом есть. Она растет очень сильно.

Владислав Борецкий: И продолжая разговор постукивания поэзии в нашу дверь, в театр… Я вспоминаю, на так давно, месяц назад был марафон поэтический и театральный. Тоже люди театра приходят и читают стихи. Диалогизируют таким образом. Здорово. Что в этом сезоне у нас еще есть, идет, а мы все таки говорим о 41-м…

Вячеслав Долгачев: 41-м сезоне 40-летия театра.

Владислав Борецкий: Что кроме Олби?

Вячеслав Долгачев: В декабре у нас будет премьера пьесы Тургенева «Месяц в деревне».

Оксана Подрига: Ну вот, а вы говорите год… Вот вам русская литература.

Вячеслав Долгачев: Следующим названием будет пьеса Дюрренматта «Визит старой дамы». Потом где-то к концу сезона выйдет спектакль по повести Тендрякова «Три мешка сорной пшеницы».

Владислав Борецкий: Ну, Тендрякова как-то вообще забыли в театре.

Вячеслав Долгачев: А мы напомним.

Владислав Борецкий: Ну вы и про Дюрренматта напоминаете. Я тоже где-то вычитал, что это со времен еще Анохина как раз была, не люблю это слово, фишка, особенность — в репертуаре были пьесы, которые никогда никто не ставил. Либо они шли крайне редко.

Вячеслав Долгачев: Мы стараемся все-таки, чтобы в силу нашего положения географического иметь репертуар особенный. У нас можно посмотреть то, что не идет в театрах в центре Москвы. Не всегда, но в основном.

Оксана Подрига: Может быть, даже можно сказать, что у вас просветительская задача?

Вячеслав Долгачев: Безусловно.

Оксана Подрига: Помимо такого духовного контакта все-таки, если вы говорите про абсолютно молодую аудиторию, как, с кем-то мы говорили, для них кино началось с Матрицы.

Владислав Борецкий: А это был режиссер Андрюша Зайцев, совсем недавно.

Оксана Подрига: Он тоже говорил про молодых актеров, что мы смотрели ребят, которые много уже снимаются в Ералаше, а мы не могли их снимать, потому что уже они абсолютно матричные, а нужны были живые. Это очень важно, найти в театр живых людей, для которых будет не работа в театре, а служение.

Владислав Борецкий: Это как «Патент АВ» замечательная книжка Лазаря Гинзбурга, он же Лагин, автор Хоттабыча. Все думают, что он одну книжку написал, нет, у него была еще одна. Почему его не расстреляли? А вообще за «Патент АВ» его должны были посадить, как минимум. Там вот по поводу инкубаций и воспроизводства людей-функций. Человек-телефункция. Хочется, чтобы у вас был зал не 200 мест, а 400, а то и 500. У вас правда маленькая сцена еще есть, на 70 мест.

Вячеслав Долгачев: Да, у нас Малая сцена есть. Но, знаете, департамент культуры долго уговаривал меня возглавить этот театр, и я как-то смотрел на это немножко странно, потому что так далеко и кто там будет. Меня уговорили только тем, что пообещали в течение трех лет построить новое здание театра, которое будет ближе к зрителю, скажем, и соответственно, ближе к центру. Ну, вот знаете, прошло 15 лет, сменилось 3 руководителя департамента культуры, а вопрос ныне там. Нет, вопроса уже нет, вопрос отпал, хотя было три проекта.

Владислав Борецкий: Вам надо метро протянуть прямо к театру.

Вячеслав Долгачев: Ну, это было бы неплохо. Хотя бы монорельс чтобы до нас дошел.

Оксана Подрига: А красиво «Остановка – новый драматический театр».

Вячеслав Долгачев: Такая остановка есть, только она троллейбусная.

Оксана Подрига: На монорельсе это было бы нечто такое современное.

Владислав Борецкий: А самое близкое к вам метро?

Вячеслав Долгачев: ВДНХ. Ярославка реконструирована, выделена одна полоса и до нас можно доехать за 7-8 минут. Очень быстро.

Владислав Борецкий: Это меняет дело.

Вячеслав Долгачев: Потом, сейчас ведь очень много зрителей приезжает на автомашинах. На личном транспорте.

Владислав Борецкий: По Ярославке на автомашине тяжело.

Вячеслав Долгачев: Вы знаете, можно. Приезжают.

Владислав Борецкий: Если хочешь, то доедешь, это правда. На театральной карте Москвы 129 театров, это я сегодня залез погуглил. Я думал, что гораздо больше. Основа театра – это, конечно же, авторы. Конечно, слово. В этом случае опять же безупречно, потому что я посмотрел, у вас все очень качественно в этом смысле. А вам остается пожелать, думаю, Оксана меня поддержит, вдумчивого зрителя, который приходит не один раз. Спасибо огромное, что нашли время, поздравляем с тройным юбилеем, значит, 15 лет в театре, 65 своих и 40 лет Новому драматическому и еще много раз по столько.

Вячеслав Долгачев: Спасибо.

ПОДЕЛИТЕСЬ ЗАПИСЬЮ